Киргизский (казахский) кочевой аул. Фото 19 века
Затем американец предложил старейшине сигар. Тот вначале отказался, очевидно, не поняв, что это такое, но увидев, что гость закурил одну из них, тотчас передумал и последовал примеру американца с большим наслаждением. При этом он показал свои папиросы и трубку, сказав, что курить научился у русских. Завязалась беседа, во время которой журналист узнал чрезвычайно много полезного для своих будущих репортажей. В частности, что зовут старейшину Довлат, и он управляет под властью русских двумя тысячами кибиток. Каждая из них обязана платить ежегодный налог в три рубля. На вопрос американца довольны ли они русским управлением, тот отвечал, что довольны; но затем погрустнел, сказав, что очень часто приходится платить также подати и хану Хивинскому, считающего всех киргизов, кочующих между Аму-Дарьей и Сыр-Дарьей своими подданными. Мак-Гахан, постарался утешить хозяина, заметив, что когда русские покорят хана, то положат конец такому положению дел. Но старейшина только покачал головой, словно не особенно радуясь такому исходу. Вероятно, ему не очень была приятна перспектива, что последняя твердыня его веры будет покорена христианской властью.
На следующий день, проснувшись, Януарий нашёл лошадей уже оседланными и готовыми к отъезду. Наскоро выпив стакан чая, путешественники вскочили на лошадей и продолжили свой путь. В качестве подарка Мак-Гахан оставил Довлату с полдюжины сигар и несколько плиток шоколада.
В следующем ауле куда добрались путники, журналист услышал историю достойную пера Шекспира.
В большой кибитке куда провели американского гостя, к нему по знаку хозяина подошли две молоденькие девушки, как оказалось его сёстры. Они приблизились к Януарию с потупленными глазами и приветствовали его, каждая по очереди, взяв руку гостя в свои и приложив с «тихою скромностью, которая была положительно очаровательна» к своему сердцу. Сделано это было с такою простой, природной грацией, сопровождалось таким застенчивым взглядом темных глаз, что американцу показалось в эту минуту что лиц, красивее и интереснее он еще не встречал. Как после отметил Мак-Гахан, киргизские женщины таким образом приветствуют своих мужей, братьев, отцов, возлюбленных, а также и гостей. Одеты девушки были в красные шелковые халаты с пестрым шитьём по швам и на рукавах, со множеством больших серебряных, тонких как пластинки, пуговиц. Из-под халата, застегнутого у шеи коралловой брошью, виднелась светлая шелковая рубашка, доходящая до колен. Белые шаровары из такого же шелка и красные сапожки дополняли этот несложный, но весьма нарядный костюм.
Вручив хозяину свою винтовку и револьвер, Януарий расположился на разостланных перед костром одеялах. Тем временем над огнём поставили чугунный котел с водой в который стали забрасывать большие куски баранины. После часовой варки похлёбка была вылита в большой деревянный таз. Расположившись вокруг него приступили к трапезе. Предоставим слово самому Мак-Гахану: «Мне также дали деревянную ложку и пригласили подсесть к еде вместе с другими. Кушанье это, весьма вкусное, оказалось чем-то в роде супа из баранины, заправленного пшеничною мукой. Мы все ели из одной чашки самым приятельским образом, но к несчастию супа не достало, а мне как нарочно в этот день не попадалось ни уток, ни фазанов. Молока, зато, оказалось вдоволь; я приказал его накипятить и накрошил туда сухарей. Друзья мои киргизы вероятно никогда еще до тех пор не отведывали подобного блюда, потому что оно их привело в положительный восторг, а к концу ужина, заключенного шоколадом и кишмишем, все мы были в самом веселом и общительном расположении духа, вполне забывая об окружающей нас пустыни. Девушки все время держались в стороне, и мне стоило больших трудов добиться чтоб они подсели есть с нами».