Зелёно-жёлтое тело червя-электрички меж тем уползало в сторону Первомайской, а Леший шагал по деревянным мосткам между рельсами. Отсюда до "Философов" было пятнадцать минут пешком.

"Философами" Леший называл квартиру своей преподавательницы по философии, Жанны Андреевны. Она жила там с дочкой. Обе ездили автостопом и вписывали народ. Когда Жанна уезжала надолго, квартира превращалась в настоящий автостопный флэт, потому как Рита, её дочка – существо компанейское. Жанна иногда зимой проводила "философские вечера", куда приходили студенты, где читали диалоги Платона, Генри Торо, учились медитировать и слушали исламские и индуистские духовные песни. О чём говорить, если в одной из комнат две стены из четырёх были заняты книжными полками.

Так вот, Леший хранил там гитару. Кто-нибудь, Жанна или Рита, были с ним на созвоне. И если даже их не было дома, в квартиру всё равно можно было попасть. Потому что там всегда кто-нибудь был.

Вот и на сей раз у "Философов" обитал Йети. Человек из Мурманска, йог и вегетарианец.

– Привет.

– Здорово, Йети. Я за гитарой.

– А тебе барабанщик не нужен?

– Сегодня нет. Я же с трамваев начну.

– Чаю хоть попей.

– А вот это не откажусь. У меня есть погрызюхи с собой.

– Вегетарианские?

– Нет блин, печенье с мясом. Специально для тебя.

– Смейся-смейся трупоед.

– Не трупоед, а труЪ-поэт.

– Стихи писал в семнадцать лет.

– И ел картошку и омлет.

– И да, и нет, и да, и нет.

– Не отказался б от котлет.

– Иди ты в жопу, трупоед…

За рифмоплётским раздувом Леший с Йети переместились сначала на тесную кухню, вскипятили чайник, заварили чаю, потом переместились на балкон. Августовский день набирал обороты. Солнце светило вовсю, и белый тюль, висевший на решётках балкона, не спасал от жары. Но давал хотя бы слабую тень. Леший и Йети курили сигареты, запивая их чаем.

– Помнишь, ты рассказывал про чувака, который тебе снится?

– Про Волка.

– Да. Будь я нормальным человеком, я бы посоветовал обратиться к психиатру. Но ты же меня знаешь, я же "Малость того". Поэтому вот что скажу: послушай, что он говорит. И лучше записывай. Кто знает. Может ты новый Кастанеда. Или ещё какой пророк.

– Или вообще Макс Фрай. Или Тайлер Дерден61. Чувствую себя попаданцем и героем фэнтези.

Леший забрал гитару, обулся и поскакал вниз по ступенькам, Йети запер за ним дверь…


Остановка трамвая возле "Дров". Леший расчехлил гитару, чехол повесил через плечо, гитару за ремень на шею. Теперь ждать трамвая. Одной песни – массовой современной, или просто известной – должно хватить на одну – две остановки трамвая. А до ТЮЗа, точнее до остановки "Шевченко" – два таких перегона. Плюс трамвайное кольцо у "Исети", время проезда которого – лотерея: никогда не угадаешь наверняка. Леший спрашивает у машинистов трамвая жестами разрешения сыграть. Те либо машут головой, либо ссылаются на кондуктора характерным кивком.

– Здравствуйте, разрешите у вас сыграть!

– Проходи.

– ДОБРЫЙ ДЕНЬ, УВАЖАЕМЫЕ ДАМЫ И ГОСПОДА, НЕМНОГО МУЗЫКИ В ДОРОГУ!

На сей раз Леший играл Цоя. Он, конечно, страшно не любил такие песни, но блин за неё денег дают.


"Пожелай мне удачи в бою.

Пожелай мне-э-э удачи62…", – чеканил Леший слова в ритм простому "квадратному" бою.


– СПАСИБО ДАМЫ И ГОСПОДА, ХОРОШЕГО ВАМ ВЕЧЕРА!

Теперь обход вагона с распахнутым чехлом. После выхода из трамвая в чехле Лешего около сотни рублей. Больше, чем в переходе за час.

Потом подошёл другой трамвай. То же самое: здравствуйте-Цой-спасибо.


"Игра в трамвае и игра в переходе – разные вещи. В переходе можно дать волю чувствам и размышлениям, пустить через себя энергию города и спеть из глубин своей памяти именно то, что городу в этот момент надо. Никто не будет говорить, что песня неизвестная, долгая или нудная. А в трамвае надо отчеканить. Идеально настроенная гитара, громкий голос без тени лажи, чёткие аккорды, никаких переборов. И песня массовая и современная. Ты, конечно, ездил по трамваям и с Веней Дркиным, и с какими-то малоизвестными песнями новокузнецких музыкантов… Но не вкатывало. Им подавай Цоя, Браво, ну или на крайняк Высоцкого. В последнее время я не особо люблю переходы, за пристающих говнопанков и бухариков. Но, когда душа просит, еду туда"