– Мне не нравится чувствовать себя глупо.

– Плевать на этикет, просто отдыхай. Знатной даме все позволено.

– Где мы вообще? И что это за игра?

– Мы в Венеции, а приключения найдем, не переживай.

– Просто мне нравилось играть, где всякие сражения, битвы, а тут я себя чувствую какой-то куклой в рюшечках.

– Я в курсе. Хочу, чтоб ты избавилась от этого чувства. Ты давно уже не маленькая девочка. И тебя давно уже не наряжают как принцессу. Пора бы расстаться с этим комплексом. А платье тебе идет.

– Не наряжают? А ты что только что сделал?

– Можешь надеть футболку и джинсы. Только поторопись, нам нужно успеть на прием, а потом в оперу.

Он подставил локоть, чтобы я взяла его под руку. Меня удивило, что едва мы покинули дом, как перед нами возникла река.

– Мы будем передвигаться вплавь? – предположила, – Что за мир ты выдумал?

– Ничего я не выдумал, – рассмеялся Крон, – Этот мир реально существовал и без меня. Венеция – ничего тебе не говорит?

– Говорит, – смутилась от своего невежества. И вправду, как же можно не узнать Венецию.

– Я жил здесь когда-то, – произнес он, когда мы погружались в гондолу.

– Ты никогда об этом не говорил. Я думала, твое последнее воплощение было в XV веке.

– Я тоже так думал, пока не начал вспоминать.

– Так куда мы едем?

– В гости к одной даме.

– Я не знаю, как себя вести там, – смущенно призналась.

– Это просто частная вечеринка, тебе понравится. Сыграем в карты или в лото, послушаем музыку.

Крон вел себя совершенно естественно, по всей видимости, он действительно помнил это время, но я все равно не могла воспринимать его внешний вид как должное. С забранными в хвост волосами, в этом наряде из блеска и кружев он казался участником театральной постановки. А его ноги в белоснежных чулках не могли не вызывать смеха. При этом он искренне не понимал, чем так веселит меня его внешний облик.

Когда мы высадились перед небольшим, но изящным строением, я забеспокоилась так, что напрочь забыла, что это сон. От волнения никак не могла вспомнить своего собственного имени. При этом помнила, что должна буду назвать вымышленное, и мысли зациклились на этом. Лишь когда Крон представил меня как Аллесандру Контарини, странное волнение понемногу утихло.

Прием организовала Элеонора Гонзаго, прибывшая из Вены. Ей было около тридцати, может чуть больше. Не могу сказать, что дама была красива лицом, к тому же пыталась скрыть некоторую полноту под корсетом, от чего напоминала заводную куклу, но улыбалась довольно мило и радушно. Мы обменялись нелепыми поклонами и дежурными любезностями.

Мое внимание привлек неуклюжий человек, жадно рассматривающий присутствующих дам. Он забавно передвигался, переваливаясь с боку на бок, как утка, поправляя временами, сползающий назад белесый парик.

– Это Бернардо Строцци, – пояснил Крон, – Художник, между прочим, весьма известный. Хочешь, представлю тебя?

– Лучше не надо.

– Зря ты судишь по внешности.

– Если бы я судила по внешности, то ни за что бы не отправилась сюда с тобой.

– Ну, до чего же ты все-таки консервативна! В другой раз непременно заявлюсь к тебе в джинсах, может, тогда я буду для тебя более эстетичен.

– Джинсы на тебе будут выглядеть не менее нелепо.

– Да тебе, я погляжу, не угодишь.

– Неужели тебе самому не кажется неуместным такое обилие кружев на мужчинах? А ноги в чулках? Да еще такие кривые, как у этого Строцци! А парики? А вон тот, – показала взглядом в сторону худого парня, притаившегося у клавикорда, – На нем косметики, как на престарелой проститутке!

– Ты обсуждаешь гостей, как настоящая светская дама.

Долговязый разукрашенный мальчик перестал обхаживать клавикорд и принялся наигрывать незамысловатую мелодию. Рядом образовались сразу три скрипача и подхватили ее. Одна из дам поддержала музыкантов флейтой. Присутствующие гости выстроились парами и принялись кланяться друг другу, как китайские болванчики.