– То есть тебе не важно, за что сражаются твои враги?

– У меня один враг. Он сражается за идею, и в этом он молодец. Но я сражаюсь не за идею, и не против неё. Я сражаюсь с врагом. Это не так красиво, не так патетично, и даже примитивно, но, увы, по-другому не получается. Однако тебе хотелось бы видеть меня именно противником его идеи. Я прав?

Бессмертный не отвёл взгляда:

– Нет. Твоя война, твои методы. Твои причины.

Я удивлённо повёл головой:

– Надо же, как приятно иметь с тобой дело. Ни в чем не осуждаешь. Но ты не просто так задал свой вопрос. Если хочешь, я могу тебе сказать, что думаю по этому поводу.

– Мне любопытно.

Я разжал ладонь, посмотрел на образец. Наконец, то, что нужно. Мышь как настоящая. Но нужно попытаться воспроизвести успех.

– Если я правильно понял, Грогган хочет разобрать Нирион на составляющие, чтобы потом преобразовать их в чистую энергию. И так с каждым миром. Представляю, сколько миров уже постигла эта участь. Должно быть, сотни.

– Тысячи.

– Тебе виднее, – я пожал плечами. – Его идея вроде как заключается в том, чтобы использовать всю эту энергию для создания новой Вселенной. Которая будет жить по новым законам. Он что-то молол про принцип старения, но я, наверное, не понял эту часть. Чтобы ничто не старело, нужно убить само время, а без него наше четырёхмерное сущее превратится в замершую трёхмерную картинку.

– Не совсем так, – Бессмертный покачал головой. – Взаимодействие пространства со временем не такое жёсткое, как ты думаешь. То, что он хочет сделать, возможно, если правильно реализовать временны̀е сдвиги.

– Не суть. Меня удивило только то, что его не устраивает существующий порядок. Он замахнулся на изменение фундаментальных законов, по которым живёт Вселенная. Амбиции у него те ещё, конечно. Но почему?

Парень мягко улыбнулся и почесал щеку:

– Грогган – утопист. Ему удалось выстроить в голове схему более совершенного, как ему кажется, порядка. А раз может быть лучше – то зачем следовать худшим правилам? Такова его логика.

– Ты это знаешь, потому что…

– Скажем, мне довелось пересечься с ним задолго до встречи с тобой. Я представляю, как он мыслит.

– В таком случае, какова же твоя позиция относительно его планов?

Бессмертный смотрел на меня, не моргая. Ему удалось увлечь меня разговором, хоть я этого и не хотел. Было в нем что-то такое, что невозможно просто игнорировать.

– А как ты думаешь, какова моя позиция?

– Думаю, вы с ним по разные стороны баррикад.

Бессмертный вздохнул, и его взгляд потух:

– Ошибаешься. Между нами нет баррикад. С моей стороны – точно. Я не поддерживаю его, но и не порицаю. А его положение таково, что все, кто не с ним – против него.

– Когда собираешься уничтожить целую Вселенную, по-другому и быть не может, – согласился я. – Что-то мне подсказывает, что он не пожалеет своего живота, чтобы достигнуть цели.

– В этом вы похожи.

– Возможно. Но в вопросе перековки Вселенной я с ним не солидарен. Полагаю, это для тебя ключевой момент? Да, идея Гроггана вызывает у меня отторжение. Он не может принять существующий порядок, в нем нет смирения для этого. Он возомнил себя выше самого Творца, решив, что вправе судить о правильности устройства бытия. Но, если разобраться, он – лишь ничтожный смертный, который сам является частью всего этого. Маленькая букашка. Грогган не знает своего места, и никто не может указать ему, где оно, потому что его хозяин – величайшая сила во Вселенной – соглашается с ним. Что может себе думать Тринерон, я даже представить не могу, но, очевидно, у них общая цель.

– Я бы не взялся так говорить, – с сомнением проговорил Бессмертный. – Ты не можешь представить, что думает Хранитель, но и Грогган тоже не может. Грогган – человек, он, так же как и все люди, легко верит в то, во что хочет верить.