Такого никто не ожидал. Да какие там ожидания! «Разве такое вообще возможно?!» – подумал пират, и тут же понял: «Раз вижу, значит, возможно».

Гигант сделал широкий шаг, и сражение возобновилось. С земли в него полетели сгустки чего-то зелёного; они оставляли на каменном теле большие выжженные углубления, но были ему, что левиафану плевок. Взмахнув ручищей, колосс попытался сбить Стража, но тот увернулся. Облетев вокруг глыбы несколько раз, элементаль завис прямо перед её необъятной башкой и ударил, тем самым ослепив и оглушив даже сидящего на безопасном расстоянии Эхела.

Пират, не выдержав такого испытания, свалился с дерева и на короткое время потерял сознание.

От атаки Первого пошла такая ударная волна, что мне пришлось прикладывать дополнительные усилия, чтобы нас с Рэном не смело прочь.

Но гигантский голем устоял. Взрыв раскрошил часть его туловища и правую руку, оставив на её месте лишь жалкую культю, но левой рукой махина тотчас ударила сверху вниз; протоэлементаль не успел увернуться: огненная фигурка, оставляя за собой яркий росчерк, ухнула на землю.

Грогган не терял ни мгновения. Присев, его каменный монстр со всего маху опустил руку, вколачивая упавшего элементаля ещё дальше в твердь. Потом он ударил ещё раз. И ещё.

Таких сокрушительных ударов никто бы не выдержал. Силы почти истаяли, а потому мне не оставалось ничего, кроме как наблюдать за беспощадным убийством. За втаптыванием моих надежд в тело острова.

Наконец, голем остановился. В том месте, куда он бил, образовалась огромная яма, и потому не видно было, что стало с элементалем, но рассчитывать на то, что тот до сих пор цел, не приходилось. Купол в башке гиганта открылся, и оттуда выпорхнул Грогган, быстро спустившись к поверженному Первому.

Я побежал к краю ямы, на ходу выхватывая мечи – непонятно, для чего, наверное, от безысходности – и успел увидеть, как тиран, чьи руки окутало непроницаемо-чёрное пламя, вырывает из груди потухшего элементаля его сердце – эссенцию огня. Поднеся протоэлемент ближе к лицу, Грогган какое-то время вглядывался в него, а потом поднял голову, вперившись в меня взглядом, который окончательно расставил всё по своим местам.

Его лицо было искажено бешенством. Глаза горели, как у безумного, но самое страшное, что за кажущимся безумием скрывался здравый рассудок. В тот момент я понял – он отлично знает, что делает, как делает, и для чего. Он не больной. Он не доведён до ручки, не загнан в угол. Это не жизнь заставила его делать то, что он делает, и думать так, как он думает. Выражение его глаз дало мне понять – Грогган стал таким, потому что сам так захотел. У него было полно шансов пойти другими путями, но он выбрал именно этот: ненависть ко всему, что его окружает, и к самому себе – тоже. Его нельзя переубедить, потому что каждое новое переосмысление себя приводило его к одному и тому же выводу. Он не отступит от своего, не исправится. Его не подкупить, не соблазнить, не заставить думать иначе. Потому что он – я почти уверен – не превратился в зло. Он им был с самого рождения.

Скривившись в победной усмешке, тиран испарился. На дне ямы осталось лишь нелепо изломанное, вскрытое тело протоэлементаля. А каменный колосс, потеряв подпитку, стал с грохотом разваливаться на куски.

Я смотрел на него какое-то время, собираясь с мыслями. Нужно принять очевидное – я проиграл. Очень старался, сделал всё возможное – или почти всё – чтобы помешать врагу, но проиграл.

В этот раз.

Рэн подошёл и молча встал рядом со мной – слов не требовалось. Даже не переглянувшись, мы пошли прочь от поля боя – по распаханной взрывами земле, обходя глыбы камня, упавшие с небес, и пробираясь через дымящиеся островки остатков джунглей. Шли долго, не торопясь, хотя следовало бы поспешить, пока Грогган не прислал сюда своих миньонов. Сам он не стал продолжать драку только потому, что вымотался, однако ему это и без надобности – ведь есть те, кто может прийти и добить – в моем случае, пленить – за него.