Уже давно стемнело, а летний дождь сделал видимость и вовсе нулевой, но Тхенде было не привыкать ориентироваться в темноте; к тому же, возможности его зрения слегка превышали норму. Тёплые капли, падающие на лицо, успокаивали, остужали злобу, и против воли смывали маску вора-авантюриста, которую ему пришлось на себя примерить.

«Вот до чего я дошёл».

Он буквально вбежал в свою комнату и, закрыв за собой дверь, замер на какое-то время.

«До Тхенды».

Рэна передёрнуло.

«Я омерзителен. Лгу, изворачиваюсь и совершаю подлости одну за одной – пусть под прикрытием маски, но всё же это я, я, а не кто-то другой. И ведь у меня получается, словно я занимался этим всю жизнь. Если бы кто-то сказал мне об этом до катастрофы, я бы не поверил. Принципы пуэри нерушимы. Только вот я единственный пуэри в мире, принадлежащем людям, и моя моральность никому даром не нужна».

Охотник стянул с себя промокшую одежду и развесил на верёвке. Сел на топчан, сложив руки на коленях. Посидел так, в тишине и темноте, пытаясь перевести мысли в нужное русло.

«Подделать карту было несложно. Взять обычную карту, перерисовать её на кусок кожи, придать ему соответствующий вид. Самая сложная часть заключалась в том, чтобы убедить пирата в её подлинности и уничтожить, не дав себя раскусить. Но тут, собственно, не существовало выбора – алчность рано или поздно толкнула бы остальных на мысль избавиться от меня. А на тот остров попасть как-то нужно. Теперь они точно поплывут, в этом вся суть пиратов. За наживой – хоть в Бездну, лишь бы живым остаться. Теперь нужно связаться с Эном».

Пуэри несколько раз медленно вздохнул, концентрируясь. Такие сложные заклинания, как магическое окно, давались ему с трудом: глубины Дара едва хватало, а создание годной мыслеформы потребовало длительных тренировок. Первое удачное окно ему удалось лишь через месяц – все это время Энормис терпеливо натаскивал непривыкшего к комплексным заклятиям пуэри, но, сколько Рэн ни спрашивал, зачем это нужно, вразумительного ответа так и не получил.

Серебристая рамка окна замерцала в темноте; его поле оставалось тусклым, более похожее на плёнку густого тумана.

«Что бы он ни задумал, надеюсь, это того стоит».

Заклинание окна, хоть и слабое, всё же требовало значительных затрат энергии; вряд ли Рэн смог бы поддерживать его дольше двух минут, а чародей всё не отвечал. Ощущая, как тают и без того невеликие запасы сил, охотник уже успел начать беспокоиться, как вдруг окно засияло в полную силу – Энормис ответил и взял подпитку заклинания на себя.

Матово-белая поверхность окна сменилась темнотой; в комнатушку Рэна прорвались завывания ветра, перемежающиеся с низкочастотным грохотом.

– Эн?

– Слышу тебя! – чародей почти кричал, стараясь перекрыть голосом беснующуюся стихию. – Подожди немного!

В окне мелькнули очертания его фигуры, укутанной в тёплую меховую одежду, потом свет от окна на секунду озарил нечто, напоминающее ледяную статую, и, наконец, шум немного поутих, а Энормис, появившийся на свету, скинул меховой капюшон:

– Какие новости?

– Где ты? – спросил Рэн, игнорируя вопрос.

– В Холодных горах. Ты уже нашёл корабль?

– Да. Правда, пришлось провернуть небольшую аферу, – пуэри поморщился.

Энормис смотрел холодно, не двигаясь, лишь мех на его воротнике чуть топорщился от ветра. В последнее время такие взгляды стали для него обычным делом, как и полная безэмоциональность – иногда Рэну даже казалось, что чародея подменили големом, настолько непроницаемым стал его вид.

– Ты веришь мне? – вопрос прозвучал так, словно ответ чародея ничуть не волновал, но пуэри всё же кивнул. – Так нужно, Рэн. Ты рождён для другого мира, поэтому тебе кажется, что ты поступаешь неправильно, но правда в том, что иных путей нет.