» (С. 485). Его восхищает, как уверенно, «даже весело» действуют бойцы, осадившие поезд. Интересно, что здесь впервые в творчестве Олеши начато художественное исследование того сложного чувства, которое будет играть столь важную роль в его будущем романе именно с таким названием «Зависть».

Разговорившись с товарищем по пленению, как раз с тем самым, что в красном галифе, рассказчик слышит его биографию. Без хвастовства, с великой досадой на захват его в плен тот говорит: «С Деникиным дрался, в Сибири в плену был, в польском походе был под самой Варшавой, агитировал, тыловые рейды делал – а в подполье сколько! – и всё ничего, а тут – на тебе! Какой-то сволочи, трусам в лапы попал!» (С. 486). Он – комиссар железнодорожного узла, коммунист Парфёнов – говорит со случайным спутником по несчастью спокойно и доверительно. – У меня казённые деньги забрали, – добавляет комиссар. – Какой ужас! Меня всё равно расстреляют» (С. 485).

Вот она, правда жизни, – большевистский вожак оказывается в ситуации, когда пощады не жди ни от идейных противников, ни от своих.

Однако в душе рассказчика не появляется ни тени интереса, ни тени сочувствия к этому незаурядному человеку, с которым свела его судьба. И это после того, как он только что в вагоне испытывал непонятное ему самому «уважение» и «зависть» к членам повстанческого отряда. По пути к деревне рассказчик поглощён лишь своим страхом: «Л меня тоже расстреляют?», – спрашивает он трусливо у Парфёнова. – «И фамилию не спросят». - отвечает Парфёнов (С. 486).

В пространстве рассказа появляются новые лица. Это атаман, главный начальник отряда, и его свита. «В свите: молодец в кожухе и травянистых обмотках и ещё один молодой, отличной наружности, в офицерской шинели с белыми красивыми руками». Состав группы наглядно объединяет представителей деревни и белого офицерства, равно ненавидящих большевиков.

К свите атамана близок ещё один карикатурно-страшненький персонаж. Это «маленький человечек, мальчик». Он «втягивает слюну, взвизгивает», «путается в шинели» и вертится «ярмарочным карликом», выполняя приказания атамана. Этакий «сын полка», вернее, сын бандитского отряда, которого воспитывают жестоким волчонком, учат насилию.

В рассказе «Ангел» всех восьмерых пленников, снятых с поезда, приводят в деревенскую кузню. Однако оказывается, что казнь задумана для одного Парфёнова, остальные семеро нужны атаману в качестве зрителей и свидетелей. На этом их роль заканчивается. «Этих отпустишь к чёртовой матери. Дерьмо!» – говорит атаман».

Когда рассказчик услышал, что он не будет расстрелян, его начинает обуревать чувство двойственности, достойное презрения: «От минувшей опасности меня охватывает почему-то деловитое настроение. И самое непонятное для меня то, что мне хочется как будто выслужиться у этого атамана, быть старательным, сказать или сделать что-нибудь такое, за что он меня похвалит. Это состояние и мерзко и приятно» (С. 487)

Рассказчик снова пугается до смерти, злится, когда обречённый Парфёнов не молит атамана о пощаде, а проявляя незаурядное мужество и силу духа, спокойно оборачивается к рассказчику, которого опрометчиво принял за друга, и даёт ему наказ: «Товарищ! Когда вас отпустят> доберитесь до ближайшего комнезёма и скажите, что меня убили бандиты и забрали у меня казённые деньги и материалы комиссии по ремонту Користовской ветки» (С. 488).

«Он улыбается, пожимает мне руку, а мне делается страшно, что атаман решит меня казнить заодно, как приятеля и сообщника. «Какая мерзость! – опять думаю я. – Какая сволочь!» (С. 488).