Краткий вариант статьи И. Панченко увидел свет в форме тезисов к докладу «Олеша и Бунин: Параллели» в сборнике тезисов конференции Американской Ассоциации славистов и преподавателей языков стран Восточной Европы (AATSEEL): Program of the 2008 Annual Meeting. Материалы международной конференции AATSEEL. Сан-Франциско. 27–30 декабря 2008 г. С. 92–93.

Текст статьи «Скульптурная тема»: Юрий Олеша и Иван Бунин – параллели, контексты» опубликован в «Новом журнале» (Нью-Йорк). 2010. № 261. С. 204–220.

В середине 1960-х годов я, в ту пору аспирантка Киевского пединститута, познакомилась в Москве с Аркадием Викторовичем Белинковым, автором только что вышедшей и нашумевшей книги о Юрии Тынянове. Поводом для знакомства была моя работа над диссертацией о творчестве Ю. К. Олеши, заново открытого моим поколением благодаря «оттепели», снявшей идеологические табу с ряда имён.

Аркадий Викторович в то время готовил книгу об Олеше и взял надо мной добровольное шефство. К Олеше мы с ним относились совершенно по-разному: я – благоговейно восхищённо («Какой эстет! Какой язык! Какие метафоры!»), а он – сурово и непримиримо («конформист», «алкоголик», «Отучайтесь смотреть на предмет своего исследования снизу вверх»). Конечно, разве могло тогда совпасть наше видение, наше восприятие Олеши? Диссидент и недавний зэк Белинков жаждал социального разоблачения державного советского лицемерия и – по собственному признанию – выбрал Юрия Олешу «в качестве мальчика для битья», а я, не знавшая тогда ничего хуже серой литературы разных кочетовых, увидела в Олеше яркость художественных красок, стереоскопию метафор, неслыханную свежесть сравнений, одним словом, Художника. Именно поэтому Аркадий Викторович подарил мне копию юношеской поэмы Ю. Олеши «Беатриче» (которая была посвящена и подарена автором поэту Георгию Шенгели), а также копию речи Олеши, написанной для вечера памяти Шенгели. Оба этих литературных документа не были опубликованы и хранились тогда в личном архиве вдовы Шенгели, которая жила в Москве.

Чтобы иметь право ввести документы в литературоведческий обиход, я дважды обращалась к Н. Л. Манухиной-Шенгели и оба раза получала самое доброжелательное разрешение и благословение. Приведу полный текст одного из её писем, т. к. сегодня это уже факт истории нашей литературы:

Уважаемая И. Г. Панченко!

Только сегодня -10 июня – вернулась в Москву – и спешу Вам ответить. Я ничего против не имею, чтобы неопубликованное письмо Олеши было Вами использовано в Вашей диссертации. Олеша прислал его в Союз писателей в первый вечер «памяти Шенгели» – 21.11.58 г., (т. к. сам не мог явиться по болезни). Письмо это было прочтено С. В. Шервинским, а второй раз было прочитано на вечере памяти Шенгели – в музее Пушкина в 1964 г. Примите сердечный привет.

10 июня 1966 г. Н. Шенгели

Во втором письме ко мне Нина Леонтьевна, между прочим, писала:

…Благодарю Вас за присылку Вашей работы об Юрии Олеше. Прошу Вас искренно заняться печатаньем поэмы «Беатриче» (выделено автором письма – И. П.). Только, пожалуйста, если удастся её напечатать, – пришлите мне экземпляр газеты.

28 апреля 1977 г. Н. Шенгели

В диссертации я, конечно, цитировала и раннюю поэму Олеши, и его речь для вечера памяти Шенгели. Но все мои попытки опубликовать саму поэму «Беатриче» с комментариями оказались тщетными. «Пробить» публикацию не удавалось никак. Стилистика и содержание поэмы оказывались не «с веком наравне» и становились непреодолимым препятствием. Сохранившаяся у меня переписка с возможными издателями отражает ту атмосферу цензурных запретов и редакционного страха, в которой мы жили. Как свидетельство моих попыток опубликовать неизвестные читателю произведения Олеши, привожу отрывки их сохранившегося в моём архиве черновика моего письма, адресованного Н. Л. Манухина-Шенгели: