Эсса считала себя виноватой в смерти мужчины—и в то же время не считала.

У него явно было больное сердце, но и её состояние в тот момент нельзя было назвать здоровым.

Он рисковал собой, подготавливая взрыв, но ведь и она рисковала собой, собираясь сообщить о теракте.

В её глазах он уже был отвратительным преступником, но из-за своей смерти им не стал. Зато её теперь можно было назвать убийцей, и осознание этого давило, не давая больше дышать свободно.

Вконец истерзав себя сомнениями, Эсса остановилась на главном: она так и не знает, будет взрыв или нет?  Этот сердечник был непосредственным исполнителем или одним из малозначащих винтиков?

Измотанная и удручённая, она легла спать. Не потому, что ей хотелось уснуть, а потому, что невыносимо захотелось закуклиться в одеяло, создав иллюзию защищённости.

Накрывшись с головой, Эсса долго прислушивалась к своему дыханию. В одеяльном коконе оно тёплой волной опускалось к груди, потом достигало живота и вскоре внутри маленького пространства стало тепло и даже немного душно. Ушла дрожь, пришла расслабленность, и девушка не заметила, как уснула, но отдохнуть не получилось. В её сон ворвалось вчерашнее заводское видение.

В этот раз Эсса быстрее догадалась, что не является непосредственной участницей происходящего и наблюдала с бо́льшим спокойствием.

Сначала она отметила, что хоть цех был похож на предыдущий, он всё же отличался.

Огромные чаны немного уступали в размере ранее виденным, и их определенно было больше, а ещё от них не исходил горячий пар. Другим отличием было то, что весь пол был покрыт рельсами и там, где они пересекались, стояли маленькие столбики с рычагами. 

Но всё это Эсса могла раньше не заметить, хотя точно помнила, что в верхней части одной стены не было видно застеклённого кабинета начальника цеха, из которого он поглядывал за рабочим процессом. Значит, она видит другой цех.

Девушка поискала глазами электронное табло и, найдя, не могла оторвать от него взгляд. Время оно показывало утреннее, но вот дата стояла другая, совсем другая!

— У меня есть отсрочка в месяц, — выдохнула она, прежде чем видение перешло к демонстрации новой беды.

Снова взрыв, бегущие в панике рабочие, падающая крыша, опрокинутые чаны и дикие вопли боли. Жидкость в чанах оказалась охлаждающим реагентом.

— Звезды, что же мне делать, — шептала Эсса, содрогаясь при каждом новом крике.

Она подняла взгляд туда, где видела начальника цеха, и успела заметить его мертвенно-белое лицо, бурную жестикуляцию, а потом он бросился бежать.

— Неужели никого нельзя будет спасти? — нервно оглядываясь и натыкаясь на жуткие картины смерти, бормотала она, стараясь запомнить лица, безопасные местечки, возможные пути отхода из творящегося хаоса. Поддаваясь панике, она схватилась за волосы и заорала:

— Дурацкий дар! Я не могу так! Зачем он, если я не понимаю… — опустившись на колени, Эсса зарыдала—и вдруг реалистичность видения стёрлась, краски поблекли и только люди отображались ярко, но в их цветовые образы словно бы закралась ошибка.

Теперь девушка видела их либо в тревожных красных тонах, либо в пульсирующих зеленоватых.

Проморгавшись, она какое-то время таращилась на окружающее её пространство. Сейчас реалистичность увиденного не сбивала с толку, и находиться среди хаоса было не так страшно, как ранее, но…Эсса встрепенулась и, не сдерживая эмоций, обрадовано закричала:

— Я поняла! Поняла! Спасибо!

Чувствуя, что время видения уходит, девушка торопливо вглядывалась в лица погибших, стараясь найти тех, кто был бы отображён в зеленоватых тонах, что означало бы, что её вмешательство может уберечь их от смерти.