* * *

К утру у неё поднялась температура – небольшая, тридцать семь и четыре. Дашу лихорадило, щеки пошли красными пятнами. Она вздрагивала от малейшего шума, то смеялась, то принималась реветь.

– Ну что же ты вся издергалась? – Настасья взяла дочь на колени и прижалась щекой к потному виску. – Горлышко не болит?

– Нет! Мамочка, я была в волшебной комнате…

– Хорошо, хорошо… Всё же покажи мне горло.

Даша послушно открыла рот.

– Не красное. Почему температуришь, а?

– Там был такой чёрный, с дощечками, и я…

– С какими дощечками? А голова не болит?

– Ну мам! Ничего не болит. Там, если на дощечку нажать, получается…

– Дашунчик, хватит фантазировать. Ложись-ка лучше в кровать. Полежишь и поправишься.

– Мам! Я хочу в волшебную комнату.

– Вот уснёшь – и будет тебе и волшебная комната, и волшебный принц с принцессой…

Догадавшись наконец, что рассказу мама не поверила и вряд ли вообще обратила на него внимание, Даша забралась в кровать, обиженно отвернулась к стенке и неожиданно быстро уснула.


Обещание, данное Крылатому, ей удалось выполнить только через три дня. Даша снова прошла мимо бабушки Варвары Сергеевны: несколько девочек шли по коридору, и она присоединилась к ним. Но, к её ужасу, комната, в которой стоял Крылатый, оказалась заперта. Сначала Даша совершенно растерялась и несколько раз дёрнула за дверную ручку. Затем вспомнила о волшебной палочке и, зажмурившись, дотронулась ею до замочной скважины. «Откройся же, откройся!» Но то ли волшебная палочка на эту дверь не действовала, то ли по какой другой причине – в комнату попасть так и не удалось.

Даша собралась зареветь, но вдруг сообразила, что в этом доме есть и другие комнаты. И они тоже могут оказаться волшебными. Хотя бы ещё одна. И, как и в прошлый раз, пошла по коридору, прислоняясь ухом к каждой двери.

Скоро ей повезло: за одной из дверей стояла тишина. Даша, собравшись с духом, дёрнула за ручку.

Комната была пуста. Правда, она сильно уступала по красоте и размерам той, где жил Крылатый. В ней не было ни рядов с красивыми креслами, ни синих занавесок и люстры. Но зато в этой комнате, а это было главным, тоже жил Крылатый. Другой. Поменьше. Но такой же чёрный и гладкий, как первый. Столика с дощечками Даша не увидела, растерялась, но, присмотревшись, сообразила, что он прикрыт крышкой. Крышка поднялась легко. Даша примостила на ней волшебную палочку, присела на высокий стульчик, и…



Ни куклы, доставшиеся мне от сестёр, ни возня в песочнице, никакие другие девчачьи игры не захватывали меня до того дня так, как эта звуковая мозаика. Каждый звук я считала живым существом со своим характером, своими повадками. Звуки имели пристрастия и антипатии. Они дружили и враждовали. С друзьями они пели либо весело, либо грустно, но всегда красиво. С недругами не соглашались, спорили. В обоих случаях мне всё про них становилось понятно, стоило им зазвучать вместе.

Много позже я узнала, что большинство людей окружающий мир воспринимают глазами. Для них, зрителей, главными являются цвета и формы. Но бывают и другие люди – слушатели. К ним относилась и я. И теперь мир начал раскрываться для меня во всей своей полноте.

Я настолько увлеклась, что, когда кто-то мягко дотронулся до моего плеча, вся ещё в игре, отсутствующими глазами скользнула по лицу непонятно откуда возникшей тётеньки и продолжила нажимать на клавиши.

* * *

Перед Дашей стояла невысокая полноватая женщина вряд ли намного старше Дашиной мамы. И её желтовато-коричневые глаза были такими же добрыми и неопасными, как у мамы. Волосы, совсем коротенькие, красиво опускались на лоб и щёки. А ещё на тёте была ярко-красная вязаная кофта с большущими пуговицами, которые очень понравились Даше. На пуговицы она и уставилась, быстро возвращаясь из игры в реальность.