– Нет. Он премьер-министром был.

– Не помню я такого премьер-министра. И, второй вопрос: почему ты так молодо выглядишь?

– Молодо? Я всегда думал, что выгляжу на свой возраст.

– На тридцать восемь?

– Какие тридцать восемь? Мне двадцать два!

– Посмотри на дату рождения в паспорте. Судя по ней, тебе тридцать восемь лет. А? Прокололась амеровская контрразведка!

– Вы гоните? – Димон с изумлением посмотрел на особиста. – Или, считать не умеете?

– Какой, по-твоему, сейчас, год?

– Две тысячи седьмой.

– А две тысячи двадцать третий не хочешь? Ты, парень, не обессудь, но придётся тебе посидеть под замком до выяснения.

Димку отвели в тесный пенал с бетонными стенами и железной дверью. Он сел на жёсткие нары, застеленные комковатым матрацем, и попытался собрать мысли, метавшиеся, словно испуганные птицы. В голове не укладывалось всё то, что с ним случилось. И объяснений тоже не находилось. Нет. Конечно, было одно, но из области фантастики. Это в книжках человек проваливается в параллельное измерение, там, в прошлое, далёкое и не очень, и воюет или с пиратами, или с фашистами за Советскую Родину. Таких книжек Дима прочитал немало. Снайпер Серёга увлекался попаданческой фантастикой, и у него была неплохая библиотека, которую от скуки перечитали от корки до корки все ребята во взводе.

Но ведь это в книжках. Неужели и Дмитрий провалился в этот параллельный мир, в котором история на определённом этапе сделала такой удивительный зигзаг? Был ещё один вариант. Автобус попал в аварию и сейчас Дима лежит в реанимации в коме и это всё просто плод его больного воображения. Видят же в коме свет в конце тоннеля, умерших родственников, даже своё тело на больничной койке или операционном столе. Так почему не увидеть и такое? Но, ведь это полнейший бред! Мало того, что откуда-то, вдруг, взялась оккупация, так, ещё он и в будущее попал.

Особист дождался, когда за Димкой закроется дверь, потёр виски, тряхнул головой и вышел следом.

– Пустишь, Сергеич? – заглянул он в кабинет командира.

– О чём речь? Заходи, чайком побалуемся. Сейчас Волошин придёт.

Особист помялся. За столько лет с Волошиным никак не складывались нормальные отношения. И, дело, даже, не в личных качествах обоих. Волошин – начальник штаба, до оккупации был кадровым офицером, и сильно пострадал от местных особистов. В чём там дело было – история умалчивает, но, мягко говоря, негативное отношение к представителям этой, в принципе, важной, профессии, осталось.

– Может, я, тогда, позже подойду?

– Никаких позже! Что там с этим новеньким?

– Да непонятно всё!

– Я начальника штаба не зря вызвал. Будем вместе думать, что с этим фруктом делать.

– Вызывал? – ворвался в кабинет Волошин.

– Да. Проходи, садись. Слышал, что Васёк опять новенького притащил?

– Слышал. И, что? В позапрошлый раз он нам такого спеца в токарном деле достал – закачаешься! Может, и этот на что-нибудь сгодится.

– Да уж, сгодиться, – хмыкнул особист.

Волошин покосился на него недовольно и потянулся за чаем. Командир посмотрел на него и недовольно покачал головой. Не нравились ему эти отношения, но, с другой стороны, ничего не поделаешь. В душу ни к кому не залезешь и свою волю не навяжешь. И, ведь, не уберёшь, ни того, ни другого. Оба в своём деле профессионалы высочайшего класса. Сам, Сергеич, был человеком сугубо гражданским, и командиром считался только потому, что пользовался огромным уважением всех людей, находившихся в подземелье. Хорошо, ещё, что особист понимал причины холодного к нему отношения и старался не обострять.

– Не простой, в этот раз, у нас гость, – пояснил особист. – Ой, непростой.