– А ты откуда знаешь? – насторожилась я. Моей дочери всего одиннадцать, и подобные заведения посещать ей, пожалуй, рановато.

– Ну так, – стушевалась Анюта, – надоедает местная пища. Одно название ресторан, а по сути – столовка. Дают практически одно и то же. Макароны с котлетой и пюре на воде с той же самой котлетой.

– Степа нас туда водила, – признался Санька. – В качестве поощрения за хорошее поведение.

– Ага, понятно, – промямлила я. Наверное, я действительно плохо знала Степу, раз она предпочла диетическую пищу ресторанным разносолам.

– Так вот, – вернулась к теме Анюта. – Настя там тоже ужинала.

– В «Буйке»?

– Да, в «Пьяном буйке».

– Одна?

– Нет, не одна, в компании. Но все из нашего отеля. Человек, наверное, десять, все те, что в один день приехали.

– Восемь, – поправил Аню Санька. Он не то чтобы наблюдательней Анюты, просто любит все конкретизировать. Понятие «несколько» для него не существует, он всегда называет точную цифру. Если «пять», то это «пять», а не больше четырех или «где-то так, четыре-шесть». Эту черту он перенял от Вадима, своего отца, ученого-микробиолога. Алина, к сожалению, безошибочно считать могла только деньги.

– И долго вы в этом «Буйке» сидели?

– Два часа, – не задумываясь, ответил Санька.

Я присвистнула. Что можно делать два часа в отнюдь не детском кафе да еще в вечернее время?

– Шашлык съели, а потом Степа отвела нас в номер, – вспомнил Санька.

– А сама?

– Сама вышла подышать свежим воздухом.

– Ее долго не было?

– Не знаем. Когда она вернулась, мы уже спали.

– Ну, Степа! Ночью бросить детей! – возмутилась я.

– Не кипятись, с детьми все в порядке, – успокаивая, Алина похлопала меня по руке. – Ну захотелось человеку пройтись перед сном. Что здесь такого? Должна же быть у человека личная жизнь?

– И до чего ее довела эта личная жизнь? До тюремных нар?

– Марина, не надо все утрировать. Мы пока только разбираемся. Кстати, дети, в ресторане вы видели Настю когда?

– В четверг.

– А что произошло вчера?

– Да ничего особенного. Все по плану: завтрак, пляж, обед, свободное время, опять пляж и ужин. Вечером катались на лодке. Степа заставила нас грести вдоль берега до соседнего пансионата и обратно. Я хотел переплыть реку, а она: «Нет, нас унесет! Давай осмотрим затоки на нашем берегу». А там интересного мало: или в компании пьют, или парочки черт-те чем занимаются. Спросил у Степы, чем конкретно, она жутко покраснела и ладонью глаза мне закрыла, – хохотнул Санька.

«Эх, Степа, Степа, – покачала я головой, не став при детях комментировать ее действия.

– Потом нас отправили спать, – продолжила Аня. – Мы даже успели заснуть. Проснулись от стука в дверь. Я пошла открывать: думала, Степа с прогулки вернулась, а ключи найти не может. Но вместо Степы стояли полицейские. Они спросили, кто мы такие, где родители, а потом попросили достать Степины документы и вещи.

– Почему только Степины? Они и в наших сумках рылись, – опять поправил Аню Санька. – Везде заглядывали: под кровать, в шкаф, даже крышку от бачка в туалете снимали. Дежурная рядом стояла, только охала. Она-то нам и сказала, что Степа Настю убила.

– Мы испугались, плакать начали, – подхватила Аня.

– Ты испугалась и плакала. Я не плакал.

– А то я не видела! Рукавом нос вытирал!

– Нос! Не глаза же! Может, у меня насморк резко начался?

– Ага. Резко.

– Дети, не спорьте. Вам полицейские сказали, что теперь со Степой будет?

– А что с ней будет? – деловито переспросил Санька. – Увезли нашу Степу в районный следственный изолятор.

– Это вам так полицейские сказали?

– Почему полицейские? Сами догадались, не маленькие. Они, после того как все осмотрели в номере, попросили нас собрать Степе зубную щетку, мыло и кое-что из одежды. А дежурной наказали связаться с нашими родителями, чтобы приехали и нас забрали. Или, на худой конец, с нами остались до окончания срока.