Так что осенью, на предпоследнем курсе колледжа, я решила, что тоже хочу найти Бога. Ради себя тоже, но в основном ради нее. Показать ей, что я действительно Его нашла. Почти как Элизабет Гилберт,[10] только без Индии, Бали и сексуальных итальянцев, я выступила в поход на поиски Бога. Мне было девятнадцать лет, и я слонялась по католическому кампусу в поисках Его, словно Он был Уолдо в очках с проволочной оправой, которого я искала все эти годы.[11]

Годом раньше одна знакомая спросила, не хочу ли я пойти изучать Библию вместе с ней. В сущности, она спрашивала об этом много раз. И мой ответ всегда был отрицательным, пока не стал положительным. Я начала заниматься с ней и посещать ее церковь. С нами в комнате всегда была еще одна женщина, которая делала для меня заметки. Наверное, это было несколько странно – то, что она засиживалась с нами в кампусе допоздна; ведь дома у нее была семья. Помню, на одном таком занятии моя знакомая и та женщина попросили меня открыть новую страницу в моем блокноте. На эту страницу я должна была выписать все совершенные мною прегрешения, какие смогу припомнить. Я еще подумала: В смысле, за какой срок – на прошлой неделе? Или в прошлом году? Но они сказали, что я должна записать все. Каждый былой грех, какой сумею вспомнить.

Воспоминания о лжи и боли, о зависимости и похоти заполнили страницы этого блокнота. Я подумала, что, когда завершится тот наш библейский урок, нужно будет купить новый блокнот. Этот я больше видеть не хотела. Потом мне пришлось проговорить все свои грехи вслух и объяснить их. Руки у меня горели. Мне было ужасно стыдно рассказывать о вечерах, когда я напивалась, или о беспамятных ночах, проведенных со случайными партнерами. Мне отвратительно было вдаваться в подробности того, что со мной происходило. Подобного рода вещи и так заставляют человека остро ощущать собственную пустоту. Но разговор об этом с людьми, практически незнакомыми, ощущение нависшего надо мной полога стыда рождали чувство абсолютной недостойности.

Оглядываясь назад, я до сих пор ощущаю легкую грусть, потому что даже в эти постыдные моменты я все равно отчаянно желала того, что было у этих людей. Все они были такими хорошими! Все так искренне хотели узнать меня получше. Я чувствовала себя по-настоящему любимой и принятой. Даже если я соглашалась не со всем, что эти люди говорили мне, ничто не могло пересилить это чувство принадлежности: Тебя любят. Ты цельная. Ты в порядке. И только когда я получила SMS от одного из мужчин – членов этой церкви, в котором говорилось: «Не могу дождаться момента, когда назову тебя сестрой своей во Христе», – до меня дошло, что, вероятно, существует некое препятствие, о котором я не знаю. Некий разделитель, стоящий между нами. И снова возникло чувство, что я не вполне вписываюсь. Что я не совсем своя.

Выяснилось, что я «пока еще не в свете». А точнее, меня провели через специальное занятие, чтобы доказать мне, что я не в свете. Пока мы читали один фрагмент Писания за другим, мне стало очевидно, что только те, кто получил крещение в этой церкви, пребывают в свете. Только после крещения Бог захочет иметь со мной дело. Путь к спасению пролегает только через эту церковь. Мои друзья отправятся в ад – и мне необходимо спасти их. Весь мой кампус, «волки в овечьих шкурах», отправятся в ад. И я, если соступлю с этого пути, – я тоже буду проклята.

Так что я приняла решение креститься в этой церкви, и за дни, предшествовавшие крещению, меня завалили правилами о том, что я смогу и не смогу делать, когда стану членом церкви. Я не могла ходить на вечеринки. Я не могла употреблять алкоголь. Я не могла встречаться с парнями, не являющимися членами той же церкви. Моей целью в жизни становилось обращение других. Окунуть как можно больше людей в купель и привести как можно больше верующих на церковные скамьи. Помню, как я думала: