– Ну здравствуй, Константин Андреевич. – Звучит совсем рядом недовольный голос.

Тень за спиной двигается. Я инстинктивно накрываю ладонью табельное оружие.

– Тише, тише, майор, свои.

Ванька Малеев! Надо же – старый друг. Простой, искренний, добрый увалень.

– Ванька, ты? Иван Иваныч, ну ты и пузо отрастил! – обнимаю Ваню, отбросив сигарету в сторону.

– Ты Вёсю напугал, нехорошо это, брат. – Пыхтит он, приосаниваясь и оглаживая полы куртки. – Я так и понял, что на работу вызвали, сразу сюда поехал, да не пустили.

– Все хорошо, Вань, мы поговорили уже. Я виноват, знаю.

– Может, выпьем, брат, ты как?

– Не сегодня, Вань. Устал, да и… сын у меня.

– Хорошо, ты номер мой запиши, Кость.

Мы останавливаемся под уличным фонарем. Ванька старательно диктует цифры.

Весна.

Солнечный лучик игриво скользит по лицу, а ноздри щекочет аромат сирени. А еще, пожалуй, больничной каши. Медленно разлепляю глаза и лениво потягиваюсь. Прав был Духин – надо спать по ночам, а не ждать, пока всякие напыщенные начальники соизволят ответить на звонок! Я до ужаса хочу выписаться. Колоть антибиотики мне могут и в хосписе, да и ингалятор там тоже имеется. На дворе почти лето, а я валяюсь в больнице, как тыква! Поднимаюсь с постели, опускаю ноги в тапочки, купленные Костей, завязываю в узел пояс халата, который тоже купил Костя… Костя, Костя! Черт бы его побрал – майора Духина! Как, интересно, мне сыну про отца говорить? Наверное, стоит это с Костей обсудить? Версию, так сказать, исчезновения и внезапного триумфального возвращения.

Сестра-хозяйка тащит тележку по коридору и громко кричит, зазывая пациентов на завтрак. Чищу зубы, заплетаю волосы в узел на макушке и бреду в столовую.

А в палате меня встречают знакомые голоса… Алешка и Костя. От неожиданности я едва не роняю грязную тарелку.

– Тише, тише, Весна. Давай помогу. – Костя решительно встает с пластикового стула и забирает тарелку из моих рук. И чашку тоже. Черт… Молча подходит к раковине и моет посуду. Понимаю, военному человеку не привыкать к труду, но выглядит это до ужаса мило… Трогательно.

– Мамуль, как ты чувствуешь себя? – обнимает меня Алешка. Чисто одетый, причесанный и, в чем я почти не сомневаюсь, сытый. Стараниями чужой жены и… любимой женщины. Это еще одна причина, почему я хочу поскорее сбежать из больницы…

– Все хорошо, сынок. Кость, спасибо. – Говорю Духину в спину. Широкую, сильную, надежную и… чужую…

– Весна, ты ложись, не стесняйся. Тебе надо отдыхать больше, – деловито произносит Костя, вытирая руки кухонным полотенцем. – Мы тебе еды домашней принесли. Да, Алешка? Маша блинов напекла утром и бульон куриный сварила. С петрушкой, как ты любишь.

Я оседаю на постель, с трудом сохраняя непринужденный вид. В папашу решил поиграться? Да и еще и Маша эта… своих детей нет, они решили готовым сыном обзавестись? Кажется, у меня лицо пульсирует от прилившей крови. Ярость плещется внутри, как гремучая смесь – даже во рту становится горько.

– Алеша, сынок. Сходи-ка купи маме шоколадку. – Нашариваю в сумке сторублевую купюру и протягиваю сыну.

– С орешками, мам?

– Да.

Алешка хватает деньги и выходит в коридор. Я с трудом сдерживаюсь, слушая, как удаляются его шаги. Складываю руки на груди и набираю в легкие побольше воздуха…

– Весна, не злись. – Опережает меня Костя. – И не делай из мухи слона. И не выдумывай всякую чепуху… Мы совсем не хотим заполучить готового сына. Если хочешь знать, Маше приходится не так-то просто. Принять все это…Она ревнует.

– А… есть повод? – вспыхиваю, нервно отирая лоб. – Ты сказал ей, что я предательница? И что ты меня всей душой ненавидишь? Не прощаешь. И что…