…Ночь, когда он, тяжело раненый лихим ударом сполотского чекана, очнулся среди остывших трупов, была самой страшной в его недолгой жизни. Тогда, лежа под равнодушым звездным небом в луже липкой, терпко пахнущей крови, он решил, что погибло все – погиб Коростень, погибла Велга, погибла свобода. Но он помнил об Алане, и память помогла выжить. Его подобрали, и долгие недели, сначала под вязким покрывалом полузабытья, затем – скованный болью и бессилием, он все время думал о ней – и раз за разом представлял встречу – неизбежную, близкую.

Он выжил – для того, чтобы узнать о гибели родного поселка. Нелепая случайность помешала вовремя уйти, и все – от стариков до младенцев – пали под сполотскими мечами.

Душа омертвела. Даже то, что случилось чудо – Мать Болот спасла Велгу и заставила захватчиков отступить – оставило Навко равнодушным. Он не радовался победе. К чему все? К чему уважение товарищей, сотня, которой он теперь командовал, дружеская улыбка Велги? Алана погибла – и все сразу стало пустым, бессмысленным…

Над дорогой низко пронеслась большая темная птица, и Навко на миг остановися. Хорошая примета – птица появилась справа. Впрочем, в приметы не очень верилось. Даже боги, всемогущие боги, даже сама Мать Болот, казались теперь далекими и равнодушныи к людским судьбам. Слишком страшным было то, что пришлось увидеть. Наверно, боги отвернулись от волотичей. А может, и от сполотов – ведь у них тоже началась война. То, что враги начали убивать друг друга, почему-то не радовало. Новая война – новый круг смерти, разрушения, погибших надежд. Зачем? Неужели боги лишили сполотов разума?

…Он искал смерти. Но бои кончились, сполоты ушли, оставив лишь небольшой отряд в Коростене. Начались будни. Многие разошлись по домам, оставшиеся учились владеть оружием, и Навко не знал, что ему делать. Он был среди тех, кто требовал от Правительницы разорвать перемирие, ударить в спину Рыжему Волку, а затем обрушиться на Савмат. Горячие головы втайне от Велги начали готовить набег на сполотскую землю, Навко охотно поддержал смельчаков, и тут вновь случилось чудо. Он допрашивал пойманного предателя – одного из тех, кто служил Антомиру. Перепуганный, белый от ужаса парень рассказывал все подряд – о ссоре между Кеями, о засаде, устроенной Рыжим Волком своему брату, о том, как взбунтовались улебы, потребовавшие отпустить их в Валин. И тут он назвал имя Аланы. Навко показалось, что он ослышался, но пленный тут же подтвердил – Алана, из Бусела, тихая зеленоглазая девушка, наложница Улада. Уходя, улебы взяли ее с собой в Валин. А вскоре в Валин вернулся и Рыжий Волчонок – раненый, ненавидящий брата, мечтающий о мести.

Радость, что любимая жива, была недолгой. Валин казался городом за тридевять земель. Не добраться – далеко, слишком далеко. Но через несколько дней его вместе с другими вызвали к Правительнице. Дел оказалась много, и среди прочего Велга упомянула о предателе Антомире, посылающем сына с тайным поручением к Кею Уладу в далекий Валин…

Дорога стала шире, деревья отступили, сменившись зарослями густого боярышника. Навко невольно ускорил шаг. Сейчас! Он уже почти пришел! Но пришлось еще подниматься на высокий холм мимо старого, вросшего в землю каменного идола, мимо огромных валунов, покрытых седым лишайником, прежде чем дорога резко пошла вниз, и в серой утренней дымке перед ним открылся Валин.

Сначала он увидел реку – узкую, темную, рассекавшую равнину надвое. За рекой, у самого горизонта, тянулся бесконечный лес, а ближе, посреди равнины, возвышался холм. Нет, не холм, скорее гора – большая, похожая издали на опрокинутую кадку. На плоской вершине тянулись тонкие ниточки стен. Навко смотрелся и покачал головой. Все верно: стены не деревянные – каменные. Каменными были и вежи, стоявшие по углам. Две самые большие находились на краю, куда вела дорога. Очевидно, там ворота. А за стенами пространство горбилось сотнями крыш – дома, и тоже каменные, причем некоторые в два и даже – о диво! – в три этажа.