— Как же вы мне все осточертели со своими чувствами и манией богов, что все можете. И поцеловать, как куклу, и изнасиловать, убить, ударить. На мне все уже эксперименты поставили. Раз я хрупкая девочка, так все можно? — ревела я.
Сзади появился Камиль с выражением глубокого удивления. И пока оно не сменилось кулаком по Мишиной челюсти, я выставила руку, дав понять, чтобы не подходил. Мишка обернулся, но с места не сдвинулся.
— Почему никто из вас ни разу не спросил, как у меня дела? Что я ем? Как сплю? Почему, Миша, почему? Почему все лезут с чувствами и поцелуями, почему? — ревела я. Камиль все-таки подошёл ко мне и обнял. — Один Камиль вытаскивал меня с обморока, один он нёс мне малину, потому что я сутки не ела. И он дрался с Игорем, чтобы спасти меня, — заорала я. — И ты мне про чувства? Убирайся!
Мишка сквозанул в дом, и я только услышала цоканье Маруси. Мишка умчался, а я осела на колени и разревелась. Со всхлипами, сбиваясь с дыхания и с огромными горючими слезами. Камиль сел рядом и обнял. Молча прижимая к себе.
— Как же я устала со всеми бороться, как устала вывозить все на себе. Сколько можно? — ревела я. В проеме опять показался Игорь.
— Лик, почему плачешь, что случилось?
— Всё нормально, — утирала я слезы. — Сейчас успокоюсь, и мы придём.
— Нужна помощь? — спросил он.
Ну надо же, сама заботливость! Прямо лучший дядя в мире. А несколько часов назад чуть Валю не покалечил.
— Мы справимся, — ответил Камиль, и Игорь исчез.
Я наскоро вытерла слезы футболкой, боясь, что сейчас придут все кому не лень и начнутся расспросы.
— Мик, — встал Камиль и протянул мне руку. — Пойдём до бани дойдём — умоешься. А то над губой кожа красная, глаза заплаканные.
Я молча встала и пошла следом за Камилем. Почему он до сих пор со мной, как ему хватило выдержки не съездить Мишке по лицу? Это удивительно. Либо у Камиля выдержка, которой позавидует даже священник, либо причина совсем в другом.
Я умылась холодной водой, и мы вернулись к ребятам. Камиль больше ничего не спрашивал и не обсуждал со мной произошедшее, но я почему-то начала беспокоиться, а вдруг он что-то задумал. А если он потом поедет к Мише или, еще хуже, они подерутся?
— Камиль, — потянула я его за рукав, — только не дерись с Мишей, ладно?
— Вот о чем ты сейчас беспокоишься? — взял он мое лицо в свои ладони. — Ты бы о себе лучше подумала. У тебя что ни день, то нападения, скандалы, пашешь как раб…
Теперь у меня закралось чувство вины. Я, не контролируя себя, выпалила от злости такие вещи Мишке в лицо, которые, по сути, не должна была говорить. И сделала это прямо при Камиле, и получается, предала Мишку. Хотя, с другой стороны, не надо было лезть целоваться ко мне.
— Камиль, пожалуйста, — умоляюще посмотрела ему в лицо.
— Мика, — посмотрел он на меня очень серьезно, — я ему даже уехать не должен был дать возможности. За такое знаешь, что делают?
«Неужели он и поцелуй видел?» — испугалась я.
— За такое не только по морде бьют, я за такое ноги могу переломать. Чтобы вообще не было потом желания лезть целоваться к той, кто ему не принадлежит.
— Ты что, все видел?
— Нет, и сейчас ты только что подтвердила мои догадки.
«Вот идиотка, черт!» — ругалась я на себя.
— Но как? — ошарашенно смотрела я на него.
— Мика, у тебя губы опухли, щеки пылают, а кроме того, ты злилась и кричала, машинально вытирая губы рукавом. Ты думаешь, я совсем идиот? И не понимаю, отчего ты так можешь злиться?
— Но тогда…
— Потому что не хотел делать это при тебе. Ты и так напугана, осталось еще подраться при тебе. И Испанец об этом знает. Он прекрасно понимает, что за это придется ответить.