– Не понимаю, о чем ты, – выдавливаю я.

Люк внезапно подходит ко мне.

– Она говорит про нас, – поясняет он.

Его рука обвивается вокруг моей талии, и я подпрыгиваю на месте. А потом опускаю взгляд, чтобы проверить, не галлюцинация ли это.

– Я…

– Да-да, я помню, что мы пока не собирались никому про нас рассказывать, но я не удержался, – говорит Люк.

Я поворачиваюсь к нему и сверлю его взглядом, а в следующий момент он подносит руку к моему лицу и нежно смахивает слезы со щек.

Мое сердце едва не останавливается, когда я чувствую его прикосновение – столько месяцев спустя.

– Надеюсь, ты не против, – добавляет он.

Взгляд Люка притягивает меня как магнит, и в нем явно скрыто какое-то послание. Вызов? Нет, мольба.

Но что это за мольба? Чего именно он от меня хочет?

Молчание затягивается настолько, что любопытный взгляд Мэл начинает прожигать в моем лице дыру.

Наконец я хрипло выдавливаю:

– Нет, конечно… все… хорошо.

Какие бы изменения ни произошли с Мэл, ее интуиция остается непревзойденной.

– Так, ладно, я не вчера родилась. Вы чего-то недоговариваете.

– Ты… о чем? – мой голос срывается до такой степени, что я почти пищу.

Мэл прищуривается, и Люк вдруг начинает смеяться.

Я так давно не слышала его смеха. Но сейчас, стоя рядом с ним, я чувствую себя так, словно нахожусь в эпицентре землетрясения. Я вздрагиваю.

– Давай расскажем ей, – заговорщицки предлагает он, крепче прижимая меня к себе. – Мама, поверь, тебе не нужно знать, как это произошло. То, как мы снова начали встречаться.

Кажется, она относится к его словам скептически, но все-таки наклоняется чуть ближе.

– Расскажите!

– Это немного… личное, – произносит он.

Я перевожу взгляд с Люка на Мэл, зачарованная этим представлением, хотя ничего не знаю о его героях, не говоря уже о сюжете.

– Так это же хорошо. Когда я соблюдала личные границы? – интересуется Мэл.

– Ну мам, – стонет Люк.

– Не мамкай мне! Хочешь лишить умирающую женщину последних радостей в жизни?

Атмосфера в комнате тут же меняется; лицо Люка приобретает серьезное выражение. Та Мэл, которую я помню, никогда не говорила о смерти. Она говорила, что пытается пережить свое Большое Зло.

– Давай в другой раз, – тихонько предлагает он. – Мэрилин придет с минуты на минуту.

– Мэрилин – это моя медсестра, – поясняет мне Мэл, и я киваю, как будто это нормально, что она говорит мне такое. Как будто это нормально, что она вообще со мной разговаривает и радуется лжи, которая льется из уст Люка. Я не имею ни малейшего понятия, что здесь происходит.

– Мне… пора на работу. – Я нахожу самый быстрый путь к отступлению.

– Ой, точно, я совсем забыл, – говорит Люк и почесывает голову.

Мой личный радар, реагирующий на чушь, уже настолько выведен из строя, что на долю секунды я задаюсь вопросом: а когда я успела рассказать ему, что работаю? Когда до меня доходит, что я ничего ему не говорила, сгусток гнева временно берет верх над замешательством.

– Обними меня перед уходом, – просит Мэл, и я освобождаюсь из объятий Люка, чтобы попасть в объятья Мэл.

– Я тебя люблю, – шепчет Мэл мне на ухо. – Так всегда было и всегда будет.

И тогда я понимаю, что она ни о чем не знает.

Как?

Как она может не знать? После стольких месяцев?

– Я тоже тебя люблю, – задыхаясь от подступающих слез выдавливаю я.

Она крепко сжимает меня в своих классических объятиях, а потом я делаю шаг назад и выхожу из комнаты.

Люк говорит матери, что скоро вернется, и следует за мной, придерживая меня рукой за спину. Пока мы идем по коридору, у меня кружится голова. Замешательство снова стремительно сменяется удушливой красной волной гнева.