Выборы в Израиле не сулили каких-то послаблений для таких предпринимателей, как мой отец. На первых выборах, состоявшихся в 1949 году, отец активно поддерживал небольшую партию сефардов, которая получила четыре места из 120 в кнессете – израильском парламенте. Один из представителей этой партии стал министром внутренних дел – «символическим министром-сефардом», как сказал мой отец. Во время вторых выборов, в 1951-м, отец поддерживал «Общих сионистов», партию частных предпринимателей, надеясь, что они добьются большего и принесут облегчение бизнес-сообществу. «Общие сионисты» действительно добились большего и получили 20 мест в парламенте, но этого было мало, чтобы сбросить «большевиков из МАПАЙ».

Все больше отчаиваясь, мой отец поехал в Италию – в Милан, чтобы попытаться организовать новое дело. Он разработал планы по созданию в Израиле завода по производству гвоздей и шурупов и, насколько я помню, отослал эти планы на одобрение правительству, а не вернулся домой, чтобы представить их лично. В первые годы независимости эмиграция из Израиля не поощрялась, и это была не просто риторика правительства, а практические меры – например, было очень трудно получить выездную визу. Опасения отца были оправданны: когда профсоюзы узнали о его замыслах, они потребовали 51-процентную долю в новом предприятии, а для отца это было неприемлемо. Для моих родителей настало время принимать трудные решения.

Мама на три месяца отправилась к отцу в Италию; британская подданная, она не испытывала с визой никаких проблем. Так как я был в некотором роде неуправляемым – был груб с братом и сестрой и, как правило, не слушался, когда взрослые старались подавить меня своим авторитетом, – меня оставили с семьей двух учителей из моей школы. С моими более послушными братом и сестрой остался старший кузен.

За те три месяца, что я жил с учителями, я угомонился, начал делать домашнюю работу и неожиданно стал получать хорошие оценки. Когда назначенный трехдневный поход отменили и несколько моих одноклассников решили сесть на поезд и сбежать в Тель-Авив на три дня, я, как ни странно, проявил зрелость и беспокойство о семье, с которой жил, и решил не присоединяться к друзьям в этом приключении.

В начале 1953 года родители приняли решение уехать из Израиля и пустить корни в другом месте. Мама сообщила нам эту новость сразу после возвращения из Милана. Эмиграция из Израиля в 1953 году была серьезным делом. Евреев, которые уезжали, называли yordim – «диссиденты». Это унизительное прозвище было больно слышать. Эмиграция рассматривалась властями как своего рода национальное оскорбление. Билеты на корабль или на самолет нужно было оплачивать из денег, присланных из-за рубежа. Мои учителя из школы «Реали», узнав о нашем отъезде, пригласили маму вместе со мной в школу. Они признали, что в классе я был смутьяном, но сказали, что будут рады принять меня обратно, если я вернусь. Казалось, будто Израиль стремится удержать даже своих неудачников.

Известие о том, что наша семья покидает Израиль, было для меня очень тяжким. Я прочно здесь закрепился и был счастлив. К тому же я жил в просторном доме – а это было доступно в Израиле не всем – и наслаждался комфортом. Но у меня, пятнадцатилетнего подростка, был небольшой выбор. Оглядываясь назад, я могу оценить реальность, о которой не особенно задумывался в то время: какую жгучую боль вызвало это решение у моих родителей. Моему отцу было сорок пять, матери – тридцать восемь. Они были совсем еще нестарыми, но все же переезжать в другую страну в этом возрасте было несладко. Мама начала распродавать имущество. Она оставила рояль «Бехштейн» и часть мебели, отдав их на хранение до тех пор, пока мы окончательно не определимся с местом жительства, – но продала «студебекер». Семейный бизнес был закрыт.