Парнишка быстро отвернулся и прибавил шагу. Что бы ни творилось – это не его дело. Или пока не его…

Прививка совести

Надежда вернулась в тот день с работы очень поздно. Хотя это было скорее правилом, чем исключением. Единственному фельдшеру на весь совхоз “Пролетарский” с четырьмя отделениями, раскиданными по бескрайней степи, порой казалось, что она и вовсе не снимает с себя ни халата, ни белого колпака. А стетоскоп, висевший на шее, будто прирос – как амулет, как личный знак ее вечного дежурства. Работы хватало на троих, а успевать приходилось одной.

Она вошла в дом, не включая свет. Лишь полоска вечернего морозного неба, пробиваясь сквозь стекло, серебрила край стола и табурета – единственных свидетелей ее молчаливого возвращения.

Склонившись чуть вперед, она тяжело села, словно в этом движении было больше, чем просто усталость. Молча стянула с себя рабочий халат, скомкала его и положила рядом.

Перед нами сидела крепкая женщина, словно вылепленная из самой земли – такая настоящая, какой бывает хлебный каравай. Лицо ее – простое, почти суровое, без украшений и нарочитых черт. Высокий, чистый лоб – словно открытый для прямых мыслей и ясных решений. Брови – прямые, упрямые, будто начерчены одной линией – сдержанность и принцип внутри. Нос – крупный, прямой, крестьянский, как у тех, кто привык дышать полной грудью, не жалуясь. Уши – прижаты, аккуратные, как у человека, что не слушает сплетен, но слышит чужую боль. Подбородок – тяжелый, уверенный, с едва заметной ямочкой упрямства. Губы – некрупные, бледные, но мягкие в уголках: они умеют не только сжиматься от усталости, но и расплываться в редкой, но доброй улыбке. А короткая, почти мужская стрижка лишь подчеркивает главное: перед вами не баба с огорода и не медсестричка с бумажками – а человек, на котором все держится. И дом, и дети, и поселок. Не жизнь – служба. Тихая, неустанная…

Надя на мгновение закрыла глаза. Тело гудело, как после непосильного марша. Но в голове упрямо и цепко выстраивался привычный список: надо печь растопить, подоить корову, сварить ужин – хоть что-нибудь, свекровь поди весь день сама не ела, да и муж, Владимир, придет с работы голодный. Потом постирать белье, погладить его рубашки и свои халаты – завтра ведь им обоим снова на работу…

Из кухонного окна, как всегда, просматривались очертания казахского кладбища – зирата. Многогранные каменные стелы кулпытасов, узорчатые ограды торткулаков и высокие купольные надгробия – кумбезы.

Алға – на казахском означает «вперед». Есть анекдот на эту тему:

– А как будет «назад»? – спрашивают у казаха.

Тот улыбается, пожимает плечами:

– Нет у нас такого слова.

– Как же тогда вы говорите «назад»?

– А мы просто разворачиваемся – и снова: Алға!..

За казахским зиратом, почти в тридцати километрах севернее Аккемира, раскинулся городок под названием Алга – родина Надежды.

Вряд ли кто сегодня вспомнит, как изначально назывался тот аул. В начале XX века рядом прошла железная дорога Оренбург – Ташкент, и поселение получило условное название – разъезд 45. Уже при советской власти разросшийся населенный пункт переименовали в Алгу.

Там, в ноябре 1927 года, в семье Олейник – столыпинских переселенцев из Ростова-на-Дону, под покровительством планеты Юпитер, родилась третьей из пяти детей девочка-Стрелец. Звезды пророчили ей характер стихии огня, а вместе с ним – оптимизм, прямоту, независимость, стремление к знанию и свободе. Среди ее «астрологических родственников» легендарный маршал Георгий Жуков, Юрий Никулин – актер с глубокой душой и философской улыбкой. По знаку зодиака Стрельцами были такие исторические фигуры, как Иосиф Сталин, Леонид Брежнев и Уинстон Черчилль…