Первое – с нами не шутят, и игра идёт не на жизнь, а на смерть.
И второе – отравленная вода была в бутылке, из которой пил Чед.
– Я не хочу умирать… Не хочу… Не хочу… – как ребёнок рыдал он, когда время было на исходе, а Марша и Линк, обливаясь потом, дрожащими руками, без перебоя крутили диски на кодовом замке.
Кайла рыдала, держа Чеда за руку. Умоляла, глядя в камеры, прекратить это, дать Чеду противоядие… Проклинала себя. Проклинала тех, кто нас запер! Желала им смерти, а затем вновь умоляла, чтобы они спасли Чеда. Но…
Мы не вложились в два часа.
Через тридцать две минуты, как сообщил Ной, сердце Чеда перестало биться.
Через тридцать две минуты, как ни в чём не бывало, Ной прошёл к чёрной двери и, ловко покрутив диски, набрал кодовое слово. Верное кодовое слово.
Со скрипом ржавых петель дверь открылась.
Глава 6
Ханна
Настоящее
«Фобия» – слово, набранное Ноем на кодовом замке.
Слово, набранное намеренно поздно для того, чтобы Чеда было уже не спасти.
***
Громкий, отрывистый, как воронье карканье смех прокатывается по залу – единственный звук, что слышится некоторое время, и я понимаю, что поспешила с прозвищем, которое дала парню-пофигисту. Сейчас прозвище «псих» ему больше подходит. Его смех, словно ударами тупого предмета, сокрушает голову. Хочется зажать уши руками. Хочется заорать, что есть мочи, чтобы заткнулся. Но… никто ничего не делает, не говорит. Я ничего не делаю, не говорю.
Парень замолкает сам. Несколько раз глумливо хихикает напоследок, маниакально-сумасшедшим взглядом смотрит на Чеда, затем на Ноя, останавливается на Марше и, с нездоровыми нотками в голосе, выносит вердикт:
– Мы все здесь умрём. Все мы.
***
«Не закрывайте дверь»…
«Не подходите ближе»…
«Ничего не трогайте»…
«Здесь могут быть ловушки»…
«Не паникуйте»…
«Держимся вместе»…
«Кайла… Кайла… Кайла, вставай! Иди сюда! Оставь Чеда! Мне очень жаль, но ему уже не помочь. Кайла»…
«Ханна?! А ты чего застыла? Идите сюда, обе»!
В голове отрывисто звучат реплики Марши, наперебой со странным шипением, вроде того, когда на линии телевещания пропадает сигнал, и картинка в телевизоре гаснет, уступая место мелким чёрно-белым мушкам.
Так и мой собственный сигнал с этим миром гаснет, пока я безмолвно смотрю в застывшие глаза Чеда и не чувствую своих рук, ног, тела… ничего не чувствую, даже внутри – пусто. Словно выпотрошили, словно ватой набили, в марионетку превратили, которая способна двигаться только с подачи кукловода. Сейчас я кукловоду не интересна. Сейчас он играет с Кайлой, по ниточке вытягивая из неё самые глубокие, болезненные эмоции.
«Все мы здесь марионетки», – вот что говорит шипение в моей голове.
Я не боюсь трупов, не боюсь человеческой жестокости, не боюсь угроз, боли и даже смерти…
Я боюсь лишения воли. Слишком долго у меня её забирали.
– Ханна, ты в порядке?
Медленно перевожу взгляд на Линка и… о, да! Чувства мои начинают оживать, заполняя пустоту внутри отвращением, ненавистью, презрением…
– Ханна… я… Я хочу…
Поверить не могу, что это чудовище смотрит на меня такими глазами. Что это? Неуверенность? Сожаление? Раскаяние?
Ложь! Всё, что делает и говорит Линк Поузи – ложь чистой воды!
– Ханна…
Молча разворачиваюсь и переступаю порог чёрной двери, присоединяясь к Марше и остальным столпившимся на входе и, судя по замешательству на лицах большинства, у них нет слов, чтобы как-то прокомментировать то, что они видят.
Если честно, я и сама не знаю, что сказать. Эта комната, она… странная. Жуткая, само собой, но ещё больше – странная. Тот, кто занимался её оформлением, определённо выложился на все сто. Одни лампы с красными плафонами чего стоят, рассеивающие по стенам цвета переспелой вишни, тусклый багровый свет.