За двадцать секунд все было кончено, он превратился в обмякшую тушу. Она нагнулась к нему, сердце не билось…

Выполнив все что необходимо, она оделась и набрала номер нужного телефона. На том конце сразу взяли трубку.

– Все кончено. Клиент мертв. С остальным неудача, – сказала она.

– Спасибо, детка! Возвращайся домой, – ответил знакомый сиплый голос. Она тихонько захлопнула дверь квартиры и навсегда забыла дорогу в этот дом.

Дежурный уазик – микроавтобус, дребезжа и подпрыгивая на ухабах, мчался сквозь ночную мглу, слегка притормаживая на поворотах. Раза два чуть было не перевернулся.

– Ну что там опять, – ворчливо спросил следователь, желтолицый худоватый мужчина лет сорока, выпуская густую струю едкого табачного дыма, – Вы когда мне спать дадите? Уж третий труп на этой неделе, мать вашу!

– Э-эх, Михалыч, – глянул в его сторону моложавый полноватый криминалист Орлов, – как ты дежуришь, так нам забот невпроворот, видать ты невезучий.

– Видать, – задумчиво пролепетал Степан Михайлович, прикрывая ладонью неуемную зевоту.

Когда дежурная группа вошла в квартиру, ничего особенного никто не приметил. Труп как труп, следов борьбы нет, побоев, ножевых ранений, крови нет, шея в порядке.

Труп мужчины лет пятидесяти лежал на кухне на полу лицом вверх, cлегка съежившись. Рядом с холодильника свисала белая мокрая тряпка, один конец которой касался его задней стенки. Дрогнув и стрекоча холодильник автоматически отключился. В кухне было душновато, вызывали тошноту и спазм в горле едкие пары винного перегара. На столе, на полу, по всем углам стояли многочисленные бутылки из-под вина, водки и бог знает каких еще спиртных напитков.

– Это Зеленов, дядь Женя, – грустно произнес молоденький участковый, выпятив сочувственно глаза на непоколебимого и озабоченно снующего по всей квартире Степана Михайловича. – Я его еще весной по-человечески предупреждал: «Не пей, не пей, завязывай! Совсем докатишься.» Я тогда свой первый материал по жалобе разбирал. Дядь Женя пил с каким-то плиточником со стройки. Оба в дугаря. К ним у пивной пристал один алкаш, молодой, нигде не работает. «Дай тыщу, да дай тыщу.» Дядь Женя послал его подальше, а он в драку. Ну и дядь Женя наварил ему как следует. Тот сначала ко мне с жалобой, мол избили, теперь работать не могу, семью кормить. А потом гляжу приходит весь испуганный, с дядь Женей за руку здоровается, хочу вот заявление забрать. Замял я, в общем, это разбирательство. А дядь Женя, он ведь плотник, его тут все уважают, мужик хороший, сделал мне по-дружески в опорном пункте дверь входную из дуба и жестянкой всю обил, а то пацаны, шпана старую всю прожгли, изрисовали. «Ты, – говорит, – Маратик, на меня не обижайся, что побеспокоил. Ну хватил лишку, ну победакурил, с кем не бывает. А так я мужик справедливый, за зря никого не обижу. Пью, конечно, но и работаю, и зарабатываю прилично, не то что этот балбес, ябедник. Вот недавно схоронил жену Полинушку, и как же мне не пить?» Так и пил постоянно, и жалобы шли от жильцов, – закончил с грустью вспоминать Марат свои добрые отношения с Зеленовым, ведь о покойниках плохого не говорят, не принято. – Мне кажется, – робко протянул участковый, сдвигая на затылок новенькую милицейскую фуражку, – дядь Женя, покойный, как всегда пришел, видать, со стройки, принял стопку – другую, занялся уборкой, холодильник начал мыть, да и попал под напряжение. Ведь говорил ему: «Бросай, ты, эту водку.» Э-эх…

– Отбой, – выдохнул криминалист, закончив щелкать фотоаппаратом, – поехали домой, тут криминала нет. Несчастный случай в быту. Марат, какого черта нас подняли среди ночи?!