Он рос в такой шебутной и жестокой семье среди пьяниц и дебоширов, что ему приходилось от рождения изворачиваться среди взрослых и сильных, угадывая их настроение, чтобы выжить. Поэтому тонкости человеческой психологии он чувствовал интуитивно с ранних лет. Мне могут сказать, что надо отстаивать свое достоинство до конца, что нельзя уступать никому, никаким Чотам, даже если они занимают более высокое положение, чем ты, то есть «вышли в люди». Что надо с ними рвать немедленно и навсегда, чтобы они ни обещали и как бы лестно их предложение ни прозвучало. Все так. Согласен. Но как поступить, скажите парню, как не пойти на сделку с собственной совестью, если он страдает последствиями церебрального паралича. Если даже ходить, как нормальный человек, не может. Как быть в этом случае? Не знаете, что ответить? Так я скажу…

Чот, по крайней мере, не давал меня в обиду из ста случаев в пятидесяти, за что я ему благодарен. Потому что на его стороне была сила. Физически Чот был развит лучше других ребят, в свои пятнадцать он запросто, словно мячиком, играл полуторапудовой гирей, что приводило в бешеный восторг всех парней его команды. В среде пятнадцатилетних хорошие физические качества товарища всегда являются решающим аргументом. Считалось, что своим авторитетом Чот был обязан также и старшему брату Олегу, который в ту пору вернулся из мест не столь отдаленных, отсидев три года за участие в какой-то драке. Чот очень не любил, когда его расспрашивали о брате, и резко обрывал любого из нас, кто из глупого любопытства пытался влезть ему в душу. Таких он бесцеремонно посылал куда подальше. И правильно делал. Я на месте Чота поступал бы точно так же.

С той поры прошло десять лет, но вряд ли Чот изменился в лучшую сторону. Портрет человека, которого я обрисовал, не вызывает никакого доверия, и все же я с Чотом поехал. Я подозревал, что Чот что-то задумал. Но что? Узнать бы. Интересно, что он предпримет через минуту, через пять минут?

– Знаешь, я решил, их надо искать, – сказал он. – Я чувствую, девчонки где-то поблизости. – И он пошел в сторону леса.

Я нерешительно последовал за ним. Я что-то предчувствовал.

«Может, стоит мне повернуть назад? Еще успею, если захочу, вернуться домой на ближайшем автобусе», – мелькнула в моей голове мысль, но только мелькнула, потому что я послушно шел за ним.

Вдруг Чот остановился.

– Видишь этот овраг? – спросил он.

Мы стояли на гребне высокого обрыва, окруженного густым молодым ельником. Внизу, под нашими ногами, вилась тонкая лента реки, а перед рекой поднимался густой бурелом из ивняка, сквозь который невозможно было пролезть.

– Там – болото, – объяснил Чот.

– Жуткое место, – поежился я, – свалишься, попадешь в зыбкую трясину и не выползешь назад.

Мы стали медленно спускаться с горы вниз к машине. Идти было очень трудно, то и дело ноги вязли в грязной осенней жиже. Я шел впереди, примерно в метре сзади меня осторожно ступал он. Его шаги были сильно схожи с легкой поступью дикой кошки, которая выслеживает добычу. Он то и дело останавливался и с непонятным мне страхом оглядывался по сторонам. Вдруг под его ногой хрустнула ветка. Я оглянулся. На меня в упор смотрели выпученные налитые кровью глаза Чота. В следующий миг его худые жилистые руки крепко держали меня за ворот куртки. Все, что произошло потом, длилось буквально считанные секунды. Счет в самом деле шел на мгновения.

Чот рванул меня на себя и что есть силы толкнул вниз с обрыва в овраг. Мой полет длился одну сотую долю секунды, но и ее оказалось достаточно, чтобы я успел закричать о помощи. Мой враг испугался. Лежа на спине, на дне оврага, я успел заметить смертельный ужас, отразившийся на его лице – лице зверя.