– Да здесь, в палатах,… в себя приходит… – спокойно ответил кесарь.

– Так что же ты сразу не сказал!… веди меня немедля к ней! – в нетерпении вскричал Пётр.

– Ну, хорошо-хорошо,… идём… – поспешно встал Ромодановский и повёл государя за собой. Пришли они в палату тихую, где Еремея жила. Видит царь, посредь палаты стоит женщина величавая в простой льняной рубахе до пола, волосы все белые, седина их не пощадила, глаза шарфом шёлковым завязаны. Смотрит государь на неё, а слёзы сами так и текут, узнал он графинюшку.

– Еремеюшка,… душа родная!… – кинулся он к ней, да в ноги упал, – прости меня свет матушка, что не уберёг я вас,… прости… – плачет, а Еремея-то царя сразу по голосу признала, и от такого обращения аж присела.

– Полно государь, полно!… ни в чём ты не виноват. Я сама ошиблась,… супостатам поверила… – говорит она царю. А он поднялся и обнял её.

– Теперь я тебя от себя ни на шаг не отпущу… – молвит он, и, поправив ей повязку на глазах, осторожно проводил за стол, где у них и состоялся разговор. Проговорили до утра, каждый высказал всё, что у него наболело. И только одно так и осталось тайной, где же девочки, где Ириша и Леночка. Ведь всех кто мог бы пролить свет на это, было уже не спросить. Братья Шаклицины от удара балкой, так и не пришли в себя, ум у них напрочь отшибло. Собрали их голубчиков и отправили в общую городскую больницу для умалишённых. А родственник их, настоятель монастыря, когда репу ел, от злости подавился, да и помер, так ничего и не сказав.

А в это время слух по столице пошёл, что государь затеялся на Балтике строить новый флот и город. А ведь такие сведения тайной государевой являются, и преждевременное их обнародование говорит о том, что в окружении царя появился либо изменник, либо лазутчик вражий. И царь поручил Тайному приказу выявить кто это. А столица взбудораженная слухами о строительстве нового города-парадиза жила теперь приготовлениями к переезду. И хоть до него ещё было далеко, но некоторые отчаянные головы были готовы переехать прямо сейчас. Среди таких смельчаков был и неуёмный Фома.

Жажда нового и неизведанного искушала и манила его нестареющую романтическую душу. Одним из первых он засобирался на новое место и уже организовал новую постановку, посвящённую парадиз-городу. И, конечно же, главную роль в ней исполняла Иринка. Фома выложился на всю свою сообразительность и смекалку, спектакль получился во сто крат великолепней прежнего. Народ валом валил на действо. Были и новые и прежние зрители. Господа иноземцы Лефорт и Гордон одними из первых оценили достоинства новой постановки, и, оставшись в полном восторге, опять позвали государя.

Царь не преминул воспользоваться приглашением и под видом немецкого купца-негоцианта пришёл с сотоварищами на представление. Восхищённый декорациями, костюмами и великолепной игрой актёров он, не сдерживая своих эмоций, громко смеялся и балагурил. Но вот в один из фрагментов спектакля, он более пристально взглянул на исполнительницу главной роли. Сердце его ёкнуло, он вдруг погрустнел, что-то знакомое еле уловимое проскользнуло в её облике. Но, ещё не осознав, что это было, государь увлечённый происходящим действом отвлёкся и забылся. А уже через несколько дней отправился на северную войну. Судьба опять развела его и Иринку в разные стороны.

Меж тем Елена жила да поживала себе спокойно, без приключений. Хозяин Александр привязался к ней и почитал её уже почти как родную, а его помощница Чиркина-мать так вообще взялась за её образование. Надо сказать, что Чиркина не зря была правой рукой хозяина, умея превосходно считать и обладая прозорливым умом, она занимала такое положение по праву. Обнаружив у Елены тягу к математике, она тут же стала развивать у неё эти способности. И уже в двенадцать лет юная Леночка владела такими познаниями в счётной науке, что и не каждому купцу по уму.