Наконец, вот он звук саней, и как раз с нужной стороны. Монах с Авдеем, а за ними и все остальные, выскочили вовремя – кровавое дело свершилось за несколько мгновений. С поклажей управились быстро, благо подвода была одна, и хотя добыча оказалась не богатой, хлеб всё же имелся. Тела невинно убиенных атаман приказал свалить на сани. После чего он стеганул лошадь кнутом, и та, с ржанием, понеслась по дороге. Заровняв тропу, набитую из-под моста, разбойники бегом двинулись в обратный путь. К логову подошли уже в сумерках. Уставшие, но довольные, они долго чавкали перед сном таким долгожданным хлебом.

Апрель, как и положено ему, начался большими припарками. Авдей подолгу сидел на южном склоне горищи и наблюдал за разительными переменами всего окружающего. Клиньями и стаями летели перелётные птицы, певчие же заполняли трелями все часы суток, не смолкая даже ночью. Проталины с каждым днём становились все больше, зеленее, и вот, наконец, последние пятна снега исчезли – такая длительная и тоскливая зима закончилась.

Как-то утром Архип объявил:

– Завтра уходим в летние хоромы, теперь нас каждый кустик пригреет, а сюда без моего дозволения возвращаться строго заказываю. Если кто даже под пытками выдаст это логово – на том свете сыщу и жилы повыдергаю!

Быстро, медленно ли – кому пролетело, а кому протянулось два года. Немеряно кровушки пролила шайка чернобородого, да и самих разбойников полегло немало, а переловлено было и того больше. Но много на земле псковской обездоленного и обозлённого люда, который продолжал пополнять ряды лиходеев.

Многому научился за это время Авдей, а главное привык к крови. В первое разбойничье лето он удержу не знал на вылазках, сомневаясь в нужности своего существования – не раз бывал на волосок от смерти, играючи уходил от погони. Однажды Архип рассказал ему историю далёкой давности, которую поведал его предшественник: «Раньше разбойники собирались в большие ватаги до сотни душ и делали налёты даже на монастыри. Был такой атаман Евсевий, который повёл свою шайку на Крыпецкий монастырь. Что там у них получилось, неведомо, но вот только не стали убивать лиходеи монахов и разорять храм, а убрались, прихватив лишь харчи. Сам же Евсевий остался в монастыре, и до конца дней замаливал грехи». После паузы Авдей недоумённо спросил:

– К чему это ты, Архип?

– А к тому, что рука начала дрожать, да пелена на глаза настилаться. В нашем деле это конец. Грехи замаливать я не собираюсь, а вот чтобы кости мои зверьё да вороны растаскивали, не хотелось бы. Ну, да ты смышлёный, должен понять.

Ничего не сказал Авдей, лишь посмотрел в глаза чернобородому да шумно выдохнул сдавившей на миг грудью.

Как в воду смотрел Архип. Погожим деньком два десятка разбойников расположились в засаде на Рытной горе, через которую вздымался тракт Гдов – Псков. До ночи по дороге не проследовало ни одной телеги, и налётчикам пришлось остаться на ночь, благо парная погода не ломила костей. В бору стоял сосновый, с примесью черничника и толокнянки, аромат. Авдею не спалось – опять привиделась Марьянка, укоризненно качающая головой: «Мол, не то ты делаешь, Авдоша, не то». Видение прервал Архип, проверявший подельников.

– Ну что, Авдошка, тебя ещё не сморило?

– Да нет, что-то не спится и на душе как-то томно.

– Что так?

– Видел неподалёку след на кротовине какой-то необычный, ненашенский.

– Ну и что?

– Да место это больно примелькавшееся, проследить опытному ловцу не так уж и трудно.

– Накаркаешь, Авдошка: помяни чёрта – он и появится!

– И всё же, я бы с началом зорьки смотался, от греха подальше.