– Здравствуйте, товарищ Блюмкин! Проходите!

Когда они миновали часового у входа в здание и Блюмкин во второй раз представил его писателем, Есенин спросил:

– Почему, Яков, ты меня писателем обозвал?

– Для солидности. Что эти серые шинели могут понимать в поэзии? Тем более латыши… Ой! Здорово вчера гульнули… ничего не помню! – засмеялся он, краем глаза проверяя Есенина. – Ты-то как?

– Все в порядке.

– Где обосновался?

– У Бениславской… пока.

– Это хорошо! Галя… это хорошо… наш человек!

– Ваш? Как это понять?

– Ну, в смысле, преданный делу революции человек… – Уклончиво ответил Блюмкин. – Ну вот и пришли.

Секретарь в приемной, взглянув на часы, укоризненно покачал головой.

– Здравствуйте, товарищи! Лев Давидович уже о вас спрашивал, товарищ Есенин. – И, взяв трубку, доложил: – Лев Давидович, Есенин прибыл… Слушаюсь! Проходите, товарищ Есенин!

– Давай, Есенин! Это твой шанс, не упусти! – хлопнул Есенина по плечу Блюмкин.

– А ты разве не идешь? – растерялся Есенин.

– Нет. Он же тебя вызывал. А у меня здесь работа… Давай! Потом увидимся.

За большим столом Троцкий читал бумаги и даже не взглянул в сторону вошедшего Есенина. Когда затянувшаяся пауза стала совсем длительной, Есенин кашлянул в кулак.

– Здравствуйте, Лев Давидович!

– А? Что? А-а-а… это вы, Сергей Александрович… – Он изобразил на лице смертельную усталость государственного деятеля. – Заждался я вас!

Не предложив Есенину сесть, Троцкий начал что-то писать.

– Извините, сейчас закончу… Ну вот и все! – сказал он, вставая и выходя из-за стола. – Здравствуйте, Есенин, здравствуйте!

Он оскалился мефистофельской улыбкой, опустив свой ястребиный нос.

– Так кто вы, Есенин? Большевик или попутчик? – и, не дожидаясь ответа, возможно, и не желая его, нравоучительным тоном, пытливо глядя сквозь стекла очков на Есенина, продолжил визгливым голосом: – На совещании ЦК РКБ (б) по вопросам литературной политики особое внимание было уделено отношению большевистской партии к «попутчикам» и прежде всего крестьянским поэтам и писателям. У нас должна быть крестьянская литература. Ясное дело, мы должны давать ей ход.

Заложив одну руку за спину, другой размахивая, он ходил взад-вперед перед стоящим Есениным, словно читая лекцию перед аудиторией.

– Должны ли мы ее душить за то, что она не пролетарская? Это бессмысленно… Но мы держим курс на то, чтобы привести крестьянина под руководством пролетариата к социализму, используя все радикальные революционные средства. Понимаете? Радикальные! Я всегда с предельной прямотой указывал на важность жесткой диктатуры пролетариата, необходимость принуждения! Подчеркиваю – принуждения по отношению к крестьянству.

– И в области художественной литературы? – обратил на себя внимание Есенин.

– И в области литературы, и в других идеологических областях! – Черный клочок бородки Троцкого вызывающе дернулся. – Нам надо создавать новую литературу, которая была бы верной опорой большевистской власти. Новое революционное искусство должно стать воспитателем и наставником масс… А у вас что? «Исповедь хулигана»? – неожиданно остановился он перед Есениным. – Хотите быть «желтым парусом в ту страну, куда мы плывем…»? Не выйдет, Есенин, – погрозил он пальцем. – Я вижу, что мое стремление к дальнейшим революционным преобразованиям и резкая критика в отношении работы партийно-государственных органов вызывает страх у многих чиновников, привыкших жрать и пить в три горла… Кстати! Вы читали мою статью «Литературные попутчики революции»?

Есенин кивнул.

– Да, Лев Давидович!