Со стороны Билунова на свадьбу пригласили 25 человек. Практически всех Ева видела впервые в жизни… Афанасий Ильич с Викторией Львовной, они и здесь не старались скрывать взаимного охлаждения, Рика прямой стрункой сидела между отцом и матерью, в этот день ее опять мучили адские головные боли, уши были заложены ватой, на губах вскипала болезненная гримаска, но она мужественно терпела грохот торжества. Если мир настолько гадок, даже в такой волшебный день, стоит ли жить? Так спрашивала себя Рика. Она видела, что брат тоже тяготится столь неестественным застольем: отношения в клане Билуновых были далеко не похожи на эту показушную радость. Филиппа точили бесконечные проблески фальши, которые он легко различал в оскале торжества. Правда, он добился своего, все были поставлены в тупик, но… но раз этот брак благословил сам Афанасий Ильич, то любые вопросы теряли смысл, партия все превращает в ответ. Не слишком ли далеко зашел сей молодой человек в соблюдении жалких условностей общежития? – удивительно, но Филипп в эту минуту, как и Ева, думает о себе в третьем лице. И все-таки, как бы он ни пытался соблазнить чувства рассудком, он был действительно взволнован, лихорадочно весел, даже болтлив. Повторяя полушепотом Еве имена гостей, он с удовольствием наклеивал ярлычки: приемный сын Афанасия Ильича Нинель с женкой Руфиной – серп и молот, союз двух гадюк… Первый помощник отца Охотин с супругой – одуванчики Сталина… Ева смеялась – мужчина был лыс, а жена носила пышный парик. Брат Афанасия Ильича Юний Ильич получил от Филиппа и вовсе неприличное прозвище – каменная жопа. Коллеги Афанасия Ильича по работе в ЦК – лунатики партии. Но тут жениху и невесте погрозил прямым пальцем сам Афанасий Ильич, и Филипп смешался, он забыл, что отец умеет читать по губам, ведь его дед был глухонемым от рождения… Кто еще? Верный Клим Росциус с фруктоглазой Магдой. Сестра матери – Илона Львовна. В общем, в банкетном зале собрался узкий круг близких родственников, друзей и ближайших помощников, чопорные старики, моложавые мужчины, старухи, отлитые из красного золота, и яркие женщины в броских нарядах и драгоценностях. Особенно бросалась в глаза красотка Руфина, жена приемного сына отца. Она тоже оделась в белое, как невеста, и украсила голову не белой, но светло-желтой чалмой. Ее шутливо поздравляли с браком. Для всех близких свадьба Филиппа была немного скандальной, но только чуть-чуть. Решение Афанасия Ильича – абсолют, отныне они должны считаться с Евой. И баста.

У пьяненькой Майи голова шла кругом, она, в отличие от Евки или Евкиной матери, сразу раскусила, что пред ней клыкастый клан, обладающей, наверное, почти неограниченной властью. Их мощь выдавали взгляды, жесты, брюлики, золото, холеная кожа ухоженных морд. Что ж, партийные фиги, она тоже маячит у всех перед буркалами в своем застиранном виде. Майя специально оделась с крайней небрежностью хиппи и на щеке нарисовала сердечко нажимом алой помады. Фиг вам, буржуи! Плюс серьги из клыков кабана. Ева обозлилась, пыталась даже стереть сердечко платком в зале загса, но получила полный отлуп по рукам.

Свадьба проходила с нешуточным блеском, играл джазовый квартет с лидером, все тем же лиловатым афроамериканцем, пианистом и трубачом, правда, звали его Борис и мать его была русская. Сновали пятеро официантов, зал был эффектно задрапирован свежими складками ткани. Стол в виде овальной буквы «О» окружал подиум, затянутый снежной тафтой, на которой душистым холмом в плетеных корзинках красовались цветы: белые бокалы калл, пестрые яства орхидей и прочая нежность. Во всем чувствовалась рука художника-декоратора. Стол сервировали расписным уникальным фарфором, и с тарелок и ваз пучилось и свешивалось изобилие времен Гарун аль Рашида, но уж никак не эпохи продовольственной программы КПСС. Это хозяин хотел показать округе, что ему монашеский стиль Суслова не указ, а заодно проверить, кто настучит, кроме тех, кому это положено по штату. Впервые в жизни Ева отведала омара, а Афанасий Ильич увлеченно демонстрировал, как его надо есть, где надрезать кожицу особыми ножницами, он был сильно пьян. Он был единственным, кто позволил себе такую брутальную вольность. Похохатывая, он подмигивал Еве: девочка, мы ведь покажем Филиппу, что жизнь не так уж легка и вкусна. Да? Еву вид омара, тропического чудовища на белом блюде, привел в трепет. Радужный панцирь в перламутровых пятнах, подогнутый под брюхо исполинский раковый хвост. Сонм членистых ножек, мертвые пуговичные глаза… Бррр… она так и не притронулась к белым руинам морского гада. Но это было только малое облачко, кинувшее на лицо быструю тень предчувствий. Свет налитых электричеством люстр, снопы искр на хрустале, вкус вина, смех старух, стук тарелок и вилок, тосты, задумчивая игра джаз-квартета, строгие пиджачные тройки мужчин, классический стиль дам, переливы белого атласа и черного бархата, жемчужные нити вокруг лебединых шей двух красавиц, мочки ушей, укушенные камнями, перчатки из цветного гипюра на руках Магды, лимонный тюрбан Руфины, замша, шифон, огромная экзотическая шаль из кашемира на плечах Илоны Львовны, яркие вязаные гетры на ногах Рики, кожаный кошелек на ее на птичьей груди, аромат тяжелых духов от Виктории Львовны, каждое движение которой окрыляет дуновение аромата, – все чувства Евы-невесты были обострены до укола пчелы, порой все лицо превращалось в сплошной измученный глаз, куда летели соринки в зеницу… и как облегчение, рука Филиппа с обручальным кольцом в миллиметре от ее руки слепком любви на снегу овальной поляны обрученного дня… ах, она была счастлива, счастлива, счастлива…