. Мальчики шутку оценили. Девочки ее в упор не видели. Только эффектная блондинка – Лилит – иногда тайком ей подмигивала и улыбалась: эта золушка из лимитчиц в самопальных джинсах и в нелепом пончо придавала вечеринке комизм. Ева чувствовала, что смешна и неуклюжа, что ужасно одета, но держалась изо всех сил – девушку с голой грудью она попросила выйти курить на лестницу. «Здесь не курят!» Ее шутку мальчики опять оценили смешками. Один из юношей даже представился сам: «Я – Филипп». Он сразу показался ей здесь самым интересным, хоть и жутко высокомерным, но, как ни странно, человечным, что ли… От неуместности своего присутствия лицо Евы временами заливало красными пятнами, но она не уходила. В комнате шла какая-то игра, что-то выяснялось, но что именно, она никак не могла сообразить. Она даже не понимала элементарного: кто с кем? Только успела разглядеть явные симпатии Ильи к снежной красотке. У Евы немели руки. Пекинес горько скулил. Можно было, конечно, спрятаться в тайном презрении к компашке сынков и фуфырок, но они были умны, трезвы, прекрасно одеты, воспитанны, дураков среди них не было. Если бы не это непомерное самомнение! Даже полуголая девица в ажуре – Вера – держалась неотразимо. Ева не могла в душе не отдать должное ее внутренней свободе.

Тем временем Илья включил под телевизором загадочную плоскую коробку с зеленоглазыми цифрами, вставил черного цвета коробочку в прорезь и нажал клавишу. Ева никогда не видела, как работает видеомагнитофон. Английские титры фильма компания встретила свистом: Вестсайдская история была для них старьем. Даже дог подал голос протеста. Оказывается, Илья перепутал кассеты, они собирались смотреть что-то другое. Экран тут же погас. Наконец кошмар кончился, прозвенел телефон, их где-то ждали еще, и компания исчезла. Ева опустила собачку на пол, ее руки тряслись. Убирая посуду, она разбила рюмку и порезала палец. Черт возьми! Почему жизнь так несправедлива? Почему у одних есть все, а у других ничего? Палец, скуля, кровоточил свое «фи»: так будет до конца твоей жизни… Ева презирала свой жалкий вид, ненавидела свои изношенные до дыр джинсы, дурацкое пончо. Кто-то из девушек забыл на диване легкий приталенный летний пиджак из фантастической космической ткани… от него так божественно благоухало духами. Вешая пиджак на плечики в шкаф, Ева припала на миг носом к шелковистой подкладке… пиджак носился на две стороны. У него нет изнанки… Ева тут же обругала себя – раба! – швырнула пиджак назад на диван. Уходя, Илья предупредил, что вернется под утро. Она боялась его возвращения, ведь было ясно, что он придет не один. Мучаясь нервной бессонницей, Ева прошла в гостиную, умно поколдовала над клавишами видеоприставки, разобралась в надписях и назло судьбе в одиночестве посмотрела отвергнутый фильм, это был шедевр Леонарда Бернстайна о любви американских Ромео из банды ракет и Джульетты из банды акул. Наконец-то Еве пригодился ее школьный английский, хотя она порядком подзабыла язык и понимала только пять слов из десяти. Когда Натали Вуд запела на площадке пожарной лестницы знаменитый шлягер шестидесятых годов:

Только ты! Нынче стала я твоей Навечно!

Каждый шаг, каждый вздох.

Каждый взгляд мой

Для тебя!

– у Евы навернулись первые слезы, а когда Тони – Ричард Беймер – подхватил песню Марии:

На всем свете есть только Мария,

Все, что вижу и слышу, – Мария…

Эхо Мария, Мария, Мария.

– она расплакалась и ревела белугой до конца мюзикла. Кровавая драма в нью-йоркском Вест-сайде заставила забыть о своих бедах. Горячие слезы ночного поезда омыли ее сердце, как свежий дождь – вагонное стекло. Она спала с улыбкой, и никто не побеспокоил ее сна. Квартира тихо сияла кожей и золотом, бронзой и мрамором, победой и властью.