Наконец настал долгожданный день прилета Оливье, и в положенное время лагерь наполнился ветром, возникшим ниоткуда, словно поднятым заклинанием из сказки. В следующее мгновение из открывшейся в воздухе двери невидимого вертолета на снег ступил летчик. Лицо его сохраняло привычную бодрость духа и радушие, но не могло скрыть накопившуюся усталость.

– Добрый день, ребята! – воскликнул пилот. – За последние двое суток вы – первые люди, которых я вижу. Запасы на вертолете совсем не те, что были раньше. Я тут подумал и с позволения вашего руководства позволил себе внести некоторые изменения.

– А почему вы за двое суток так и не встретили ни одного человека, Оливье? – с искренней улыбкой спросил Карл. – В ангаре, где хранился «Сокол», совсем не было народу?

– О нет, – добродушно рассмеялся пилот. – Народу в ангаре почти всегда присутствовало ровно столько, сколько было нужно. Хотя посетил я и еще один ангар вчера, в котором народу не было, но в том случае так было необходимо. Не встречал людей я оттого, что двое суток провел на борту «Сокола», в полете, который длился почти непрерывно.

– Как? – неприкрыто удивился Степан.

– Очень-очень просто. Длительное испытание летных характеристик машины, был определен специальный маршрут. Ах да, – улыбнувшись заметил летчик, – разумеется, пока я спал, полностью полагался на автопилот. Но в небе я почти всегда сплю мало, в особенности было непозволительно для меня уходить в сон, пилотируя эту «птицу», когда в полете видно все вокруг и внизу, на земле. Рассказать, никто не поверит.

– А мы, между прочим, с удовольствием хотели бы послушать, – раздался веселый голос Кима.

– Ведь правда, друзья? – поддержал товарища по великому делу Степан.

– Да-да! – все как один воскликнули радостно молодые ученые.

– И чем больше, чем неторопливее и дольше мы будем слушать ваш рассказ, тем лучше! – добавил, озвучив негласную мысль всех ребят, Геннадий.

– Ну так и что же получается, – ответил собравшимся Оливье, – желания наши полностью, всеместно совпадают! Так и свершиться же этому! А я, уж поскольку это совпадение предугадывал, позволил себе захватить по пути все эти лакомства, запахи которых королевски томятся в трюме «Сокола». Вы ведь не обделите русским гостеприимством романтичного летчика и позволите погреться с вами у костра и рассказать море интересного? В свою очередь обещаю, как это у вас замечательнейшее принято говаривать даже в быту, пир на весь мир! Именно пир! – пилот сделал паузу, одарив ученых взглядом залихватского небесного пирата, и захватывающе весело добавил: – У костра!

– Да-да-да! – с еще большим счастьем на лицах вторили ему ребята.

– Тогда помогите мне, пожалуйста, разгрузить всё в ваши палатки и сделать последние приготовления к чудесному ужину. Не за горами сумерки и зимний закат.

С этими словами началось в лагере ученых веселье. Припасы, лежавшие в трюме, словно в дворцовых кладовых Альгамбры, воистину потрясали всю душу без остатка королевским своим благолепием. Источали они запах, прелестный настолько, что очаровывал он сердце вошедшего в «Сокол», унося все чувства и мысли его в райские дали.

До того богат едою был этот схрон, что переносили его ребята в палатки без малого добрых полчаса. И не оттого, что столь много покоилось в трюме самых разномастных угощений да лакомств, а оттого, какими эти угощения были. Ведь держать в руках и переносить такую роскошь требовалось более бережно, чем самые дорогие материальные сокровища. Даже не зная, что точно приготовлено для них пилотом, молодые люди негласно поняли это. Таким же образом переносил припасы и сам Оливье. Вне всякого сомнения, та еда, которая отправлялась для них в лагерь, была бесподобна и так. Она весьма походила на ту, которая была подана им в комнаты в Хабаровске, и лишь представляла собой походный вид. Но то, что привез с собою Оливье, было ярким, манящим, затмевающим всё на свете, олицетворявшим в себе неизведанную для молодых ученых роскошь средневекового пиршества.