– Что-то не так сказала? – Мегиста гордо поднимает голову.

– Знаешь, искусная Мегиста… – неторопливо начинает Граник. – Перед тем как мы поедем с театром в дальнее поместье, надо бы клятву принести.

– Почему, когда вот сюда ехали, клятвы не требовалось? – строгим голосом отвечает Мегиста, наклоняет голову вбок и впивается взглядом в Гермократа. – А вот теперь, после счётов, клятва потребовалась?

– Песни будут долгие… – вставляет веское слово Мирон.

– Девы могут не выдержать… – соглашается с ним Граник. Мегиста упорно ожидает ответа именно от Гермократа. Гермократ, шумно выдохнув воздух, уточняет речи друзей:

– Принесём вшестером клятвы верности богине Эрис. – Его уточнение вызывает недоуменные взгляды у трёх девушек, две из которых продолжают сжимать в руках окровавленные кинжалы.

– Богине раздора? Приносить клятвы верности? Здесь? На ночной дороге при полной луне? – Тимоклея изумлённо разводит в стороны красные от крови руки.

– Богине борьбы! – на решительный ответ Гермократа Мегиста согласно поднимает правую руку.

– Повторяйте за мной… – командует Мирон. Девушки более не спорят и принимают торжественный вид, подобающий для принесения клятв богам. – Клянусь хранить верность богине вечной борьбы Эрис!

Три флейтистки громко проговаривают предложенные слова. Мирон замолкает.

– И это вся клятва? Как так? – разочарованно шепчет Неэра. – В клятве не будет требований хранить секреты?

– Неэра права… надо бы дополнить клятву, – Мирон обращается к друзьям.

– Клянёмся перед богиней Эрис надёжно хранить общие секреты! – хором проговаривают трое юношей.

– Клянёмся! – подхватывают девушки. Все шестеро оглядываются на две женские тени вдали. Одна из них встаёт и поднимает высоко в правой руке отрезанную голову жертвы. Скифянка лёгким бегом сближается с Гермократом. На её лице, раскрашенном в частые красные полоски, светится сладкая улыбка. К ногам хозяина трофеем ложится отрезанная голова и туго набитая сума – простая, из чёрной кожи. Граник наклоняется, поднимает суму, встряхивает её на весу, в чреве сумы раздаётся глухой звон монет. Граник удивлённо поднимает брови, развязывает суму.

– Серебро. Не меньше, чем на два таланта потянет, а может, и поболее. – Граник обводит довольным взглядом присутствующих. – Разделим равными долями? На шестерых?

– На восьмерых… – поправляет друга Гермократ. Оборачивается к скифянке, прикладывает правую руку к её груди. – Ты знаешь, а у меня нет рабов. Мои рабы – не рабы, свободные. Ты и… – Гермократ отрывает руку и указывает на «труп», сидящий у обезглавленной жертвы засады. – …«труп» свободны. Твоя и её доли…

– Свободна? Я? – Скифянка не верит услышанному. В её грубоватом, почти мужском голосе открыто звучит недоверие. В лице ожидание непонятной, злонамеренной жестокой шутки.

– Ты свободна, и она тоже. Доли как у всех получите от моего друга, как только вернёмся с ночных песнопений. – Гермократ касается правой рукой плеча недавнего приобретения на рынке. – Свободны обе, понимаешь меня? За будущие труды с моим табуном лошадей будете получать честное жалование, в половину от эллинского. Голову забери – здесь не оставляй. Голова ещё пригодится. – Гермократ широко улыбается друзьям: – Уезжаем!

Флейтистки изумлены порядкам в хозяйствовании гамора Сиракуз.

– Теперь я спокоен за судьбу своих дорогих лошадей. Вы, двое освобождённых, приберитесь тут. Заметаем следы.

Бывшая рабыня благодарно прикладывает правую руку к груди Гермократа и убегает с радостными новостями для подруги. Наскоро навьючив на коней трупы, туго перемотанные в тряпки, засыпав землёй лужи крови, восемь участников ночной засады скрытно отбывают прочь, в сторону славного города Акрагант. Часто прячась при любых подозрительных звуках в густых придорожных зарослях кустарника, колонна не встречает более никого на скорбном пути.