– В этом-то все и дело, – Стирос ухватился за новую возможность. Туэк дал именно такой ответ, на который рассчитывал старик. – Если она способна разговаривать с Богом, оставаясь при этом целой и невредимой, то, возможно, она может научить этому и других.
– Ты же знаешь, как она сердится, когда мы предлагаем ей сделать это.
– Может быть, мы подходим к проблеме не с тех позиций?
– Стирос, но что, если девочка права? Мы служим Разделенному Богу. Я много и серьезно размышлял над этим. Почему Бог разделился? Это последнее испытание Бога?
По выражению лица Стироса стало ясно, что именно такой гимнастики ума его клика боится больше всего. Он попытался увести Верховного с опасной дороги, но Туэк твердо решил увязнуть в дебрях метафизики.
– Последнее испытание, – настаивал на своем Туэк, – заключается в том, чтобы увидеть зло в добре и добро в зле.
На лице Стироса отразился неописуемый ужас. Туэк был Верховным Помазанником Божьим. Ни один священник не имел права сомневаться в сказанном им. Если Туэк вздумает публично выступить с подобными идеями, то будут потрясены самые основы веры и власть священства! Ясно, что Стирос спрашивает себя, не настало ли время удалить Верховного Священника.
– Я же никогда не смел даже предполагать, что мне придется обсуждать столь глубокие идеи с моим Верховным Священником, – сказал Стирос. – Но, вероятно, я могу сделать кое-какие предложения, с помощью которых станет возможным разрешить многие сомнения.
– Делай свое предложение, – ответил Туэк.
– В одежду девочки можно вшить маленькое подслушивающее устройство и узнать, о чем она…
– Ты полагаешь, что Бог не узнает, что мы это сделали?
– Такое никогда не приходило мне в голову!
– Я не прикажу отправить ее в Пустыню, – отрезал Туэк.
– Но если это будет ее собственное желание? – Стирос придал своему лицу самое располагающее выражение, на какое был способен. – Она много раз так поступала.
– В последнее время она не ходит в Пустыню. Кажется, ей больше не о чем советоваться с Богом.
– Но разве мы не имеем права просто сделать ей предложение? – спросил Стирос.
– Какое, например?
– «Шиана, когда ты снова будешь говорить со своим Отцом? Не хочешь ли ты снова предстать перед Его лицом?»
– Это не предложение, а подталкивание.
– Я лишь высказываю предположение.
– Я бы не сказал, что дитя Бога такая простушка! Она говорит с самим Богом, Стирос. Бог может сурово наказать нас за такие вольности.
– Но разве не Бог дал нам ее для изучения? – невинно поинтересовался Стирос.
Для Туэка такие речи были тем же, что и ересь Дорминда. Верховный злобно посмотрел на Стироса.
– Я хочу только сказать, что Бог хочет, чтобы мы чему-то научились у нее, – продолжал плести свою паутину Стирос.
Впрочем, Туэк и сам много раз повторял эти слова, не подозревая, что они звучат любопытным эхом слов Дорминда.
– Ее нельзя подталкивать к испытанию, – заявил Туэк.
– Да не допустят этого небеса! – возопил Стирос. – Я приму все меры предосторожности, я душу отдам за это. Все, что я узнаю от Священного Дитяти, я тотчас доложу вам, Верховный.
Туэк, не говоря ни слова, кивнул. У него были свои способы удостовериться в том, что Стирос не лжет.
Подробный рапорт о готовящемся испытании был направлен в Капитул Преподобной Матерью Тамалейн и ее подчиненными.
«У Шианы очень задумчивый вид», – докладывала Тамалейн.
Для Преподобных Матерей на Ракисе и в Капитуле этот задумчивый вид допускал только одно толкование. Родители Шианы давно покинули этот мир, но вмешательство Стироса заставило девочку снова пережить тоску по дому. Она хранила мудрое молчание, но по ней было заметно, что в последнее время она часто вспоминает о деревне первопроходцев, где прошло ее детство. Несмотря на все страхи и опасности, это было, очевидно, самым счастливым временем в ее жизни. Она вспоминает смех, игры в песке, охоту на скорпионов, прячущихся в трещинах стен, аромат Пряности в дюнах Пустыни. Видя, что Шиана каждый раз посещает одно и то же место, Сестры сделали правильный вывод о том, что именно там находилась деревня, и поняли, что с ней случилось. Шиана часто рассматривала карту, висевшую на стене в кабинете Туэка.