в которых они всегда представляются толстопузыми бездельниками, обжорами и развратниками. И чего греха таить, изрядная доля правды в этом есть. А тут ещё, оказывается, можно не платить церковную десятину и не надо покупать индульгенции! Деньги, сын мой, всё и всегда решают деньги… Но вот что я тебе скажу. Сидит у меня в душе некая заноза, которую я никак не могу вытащить. Понимаешь, веру нельзя придумать из головы, а лютеранство как раз такое – оно холодное, рассудочное. Этакий бог-бюргер для бюргеров-прихожан. Я, Вольфгер, старый пёс, а старого пса, как говорится, новым штукам не выучишь. Одним словом, лютеранство не для меня. Умом-то я понимаю, что Лютер прав: папство и вся церковная иерархия – не от господа, а вот душой это принять не могу, понимаешь? И я, наверняка, не один такой.

– Да, – сказал Вольфгер, – я тебя понимаю. Я думал о том же, но мне-то проще, я вообще не религиозен, ты же знаешь, поэтому, рассуждая о вере, я не испытываю душевных терзаний. Однако меня поразила смелость этих людей, я имею в виду, прежде всего Лютера, Меланхтона, Спалатина, ну и остальных их друзей и последователей. Ведь лютеране избрали себе врага, с которым никто не может сравниться по мощи и влиянию! Лютер был всего лишь в шаге от костра, да и сейчас ему приходится скрываться. Не знаю, можно ли назвать это везением, божьим промыслом или кознями сатаны, но он уцелел воистину чудом. Ведь его могли схватить, заточить в каменный мешок в монастыре-тюрьме, наконец, просто подослать наёмных убийц.

– Лютеру повезло в том, что сначала в Риме не разобрались как следует с кем имеют дело, – сказал отец Иона. – Они думали, что это теологическая заумь полусумасшедшего монаха, мало ли таких? Не стоит и время тратить. А вот когда до святого престола дошло, что в Германии объявилась фигура, куда более опасная, чем Гус или Виклиф,[7] было уже поздно. Сочинения Лютера разошлись по стране, их знает каждый грамотный немец, они-то и защищают своего автора крепче любой брони. Попробуй, тронь его, и в стране полыхнёт бунт!

Рим, конечно, опоздал, но просто так он своё поражение не признает. Помяни моё слово, скоро папа объявит очередной Крестовый поход против еретиков или придумает ещё что-нибудь в этом роде. Ничего не кончилось, всё только начинается, Вольфгер. Я слышал, что курфюрст Альбрехт Бранденбургский, у которого мы так вкусно кушали, откупил у папы право продавать индульгенции за половину собираемой суммы, но об этом его секретарь не сказал. Альбрехт должен Фуггерам столько, что по-другому ему просто не расплатиться. Понятно, что он будет защищать католичество и индульгенции до последнего.

А вот Фюрстенберга, как и многих рыцарей, монастыри разорили, поэтому-то они и переходят в евангелическую веру и будут стоять за неё до последнего вздоха. Вообще, в последнее время мне кажется, что у людей из глаз смотрит не душа, а гульдены. Говорят о вере, а в уме подводят баланс прибылей и убытков.

– Наверное, ты прав, – вздохнул Вольфгер, удерживая своего коня, которому не нравилось идти шагом рядом со смирной лошадкой отца Ионы. – Но скажи мне ещё вот что: ты был в храмах Виттенберга?

– Я понял, что тебя интересует. Конечно, я ходил в кирхи, да только это было бесполезно: они же убрали из храмов иконы, ободрали всё убранство, от этого церкви выглядят не как церкви, а как… Ну не знаю, как аудитории заштатного университета, что ли. Голые белёные стены, лавки, кафедра, вот и всё. Я не смог почувствовать там присутствие господа. Спрашивать о божьей благодати у Меланхтона было бесполезно, ведь он не рукоположен. Спалатин имеет духовный сан, но его насмешливое, скептическое отношение к католицизму отталкивает, поэтому я и не стал задавать лишние вопросы.