– Мы с земель к северу от Кальярда, день пути, – ответил Эрмар.

Лертэно, ушедший с головой в смутные грезы о матери, неожиданно прислушался к разговору. С беспокойством он взглянул на старшего брата. Тот вроде бы выглядел спокойным, но в глазах затаилась тревога. Седоусый заметил, как встрепенулся «поскрёбыш», и прищурился.

– К северу от Кальярда, как мне известно, – произнес наемник, – находятся исконные земли Эртеров. Там сейчас живут их потомки, те, которым по праву принадлежит Мезеркиль.

Лертэно тихо проговорил:

– Мы оттуда.

Рыжебородый присвистнул и спросил:

– А где же ваши господа? Всю жизнь хотел увидеть настоящих королей, а все недосуг было, да и запущенно у вас как-то.

Сарм, оторвавшись от кости, вытер руки об одежду и, хлебнув из стакана, надменно бросил:

– Мы и есть господа.

За столом Эртеров-Тельсфоров повисло неловкое молчание. Рыжий снова присвистнул.

– Вишь, как бывает, – пробормотал он. – Жизнь – она такая. А ведь всем Мезеркилем правили, в железном кулаке держали. Что ж вы клич-то не кинули, коли такие ваши дела? Все этого ждали… Теперь что делать будете?

Прежде чем Эрмар успел ответить, Лертэно, осмелевший от вина, беспечно произнес:

– Как были сами по себе, так и останемся. Прадед и дед никому не присягали. Отец – никому. Вольные мы люди!

Задумавшийся Седоус пересел к братьям.

– Вот что я скажу, малец, – промолвил он, – нехорошо сегодня быть самим по себе. Нехорошо. Мы-то солдаты, а вот вам, благородным…

– Гверн и вместе с ним Кальярд всегда были свободны!

– Эк ты! Смелый… А вот нет уже Гверна. Какой-нибудь твой пращур, может, еще был настоящим герцогом Гвернским. А теперь каждый держатель лена сам себе хозяин. Думаешь, хорошо это?

Эрмар внимательно слушал солдата и, когда тот остановился, чтобы промочить горло, спросил:

– Как тебя зовут, капитан?

– Усы, вишь, какие? Так и зовут – Седоусом, а настоящее имя давно позабыл.

– «Свободный сын Гверна»?

– Он самый. Здесь почти все такие. У меня людей две тысячи точно насчитывается, лучших вояк я еще не видывал. Сейчас еще кое-кто пристать хочет. И их возьму, так как слышал, что рубаки неплохие… Знаю, для чего спрашиваешь. Только вот почему сразу в Армалон не идешь?

– Нас пятеро. Меч только у меня, остальные с топорами. Бригандины[2] старые, хоть и не рваные, но у всех обмотки на ногах. Кое-что из денег на теплую одежду потратили, кое-что – на дорогу, надеюсь все-таки до Сьера дойти. Двух лошадей купили, боевых. Знаешь, наверное, сколько такие стоят? Пошел бы я в Армалон, одному-то проще насмешки нынешних государей сносить, а младшим совсем невмоготу будет. Уж лучше к своим, к гвернцам, прибиться, если примете, конечно.

– Приму, отчего не принять. Воевать-то умеете?

– А что нам еще уметь, Седоус?

– Звать вас как?

– Меня – Эрмаром, черноволосый – Лертэно, веснушчатый – Сарм. Наверху близнецы, Эрк и Норг. Вот они-то хорошо рубятся, да и свирепые, как кабаны…

Сарм загоготал:

– Это они от голода.

Хозяйка постоялого двора, последовав примеру Седоуса, пересела к Эртерам и, как прежде подперев подбородок руками, произнесла:

– Сколько же годков вашему синеглазому?

Эрмар, потрепав брата по плечу, ответил:

– Четырнадцать уже.

– Ай, и с вами идет? Так я погляжу, он умом скорбен. Может, оставите у меня на время? Я за ним приглядывать буду.

– Поздно за ним приглядывать-то. Сама понимаешь, некуда ему деваться.

– Помирать идете, верно?

Старший из Эртеров попытался улыбнуться. Верно говорила хозяйка, от безысходности шли. Наверное, все же был смысл в этой войне, если она избавляла их род от окончательного падения и позора. Была ли в том вина их предков – он никогда не задумывался. А то, что ни один Эртер на поклон в Армалон не пошел, дали разорвать свои земли в клочья… Видно, времена такие были. Бог – судья. Поздно было сейчас что-то менять.