Солдат повертел в руках пустой стакан.

– Ближе к делу, молодой господин, не мнитесь, как девица.

Юноша вдохнул побольше воздуха и выпалил:

– Ты пойдешь со мною на Гверн? Сам знаешь, без тебя я мало что смогу, хоть король и посылает войска.

Солдат задумчиво прищурил глаза и обвел взглядом своих людей.

– Значит, случилось-таки… Что же они хотят от вас получить за поддержку?

– Ничего. Король хочет таким образом отблагодарить меня за свое спасение.

Седоус рассмеялся и, потрепав Эртера за плечо, покачал головой.

– Какое благородство… Знайте, молодой господин, я пойду с вами, и ребята наши пойдут. Уж в этом могли бы не сомневаться… А как теперь вас величать? Ваша светлость или ваше высочество?

– Для тебя навсегда останусь Лертэно… Скажи, Седоус… А почему Дерк больше не с нами?

– Время пришло…

– Время снять сердоликовую серьгу, оставить тысячу своих людей и пойти к маршалу Форльдоку обучать младшего барчука?! Ты сам-то веришь?

– Чужая душа – потемки, молодой господин.

Лертэно попытался заглянуть в глаза наемника. Ему мнилось, что Седоус знает правду, но отчего-то скрывает.

– Я видел Дерка у нынешней королевской резиденции, когда шел обратно, – тихо сказал юноша. – С ним был человек, которого он называл Сармом. И мне удалось расслышать его слова: «Я не знал, а теперь нет мочи в этом участвовать». О чем он говорил, Седоус?

– Не знаю, молодой господин, видит Бог, не знаю. А вы, для собственного спокойствия, не трогайте чужих тайн, которые не имеют к вам никакого отношения.

Осада длилась месяц. Армия герцога Гвернского расположилась лагерем вокруг города. К столице «кальярдских королей» Лертэно стянул силы со всего покоренного Гверна. Дело оставалось за малым, приказ о штурме мог решить судьбу города. Однако Лертэно медлил. Каждое утро он выходил из шатра и подолгу смотрел на ворота города, будто пытаясь силой своего взгляда открыть дорогу в сердце Гверна. Ноарион Вользуанский пытался настоять на решительных действиях.

– Герцог, давно пора отдавать приказ, – обманчиво мягким голосом увещевал граф. – Солдаты начинают изводиться от бездействия. Кальярд может держаться месяцами, и все это время нам придется платить. Кое-кто уже поговаривает, что положенный срок на службе у его величества подходит к концу, а если уйдет один, то за ним потянутся и другие.

– Мне все равно, сколько времени займет осада, – Лертэно раздражался и упрямо стоял на своем. – Я не трону ни одного камня Кальярда. Они сами вынесут мне ключи. Кто хочет уйти – пусть убирается, мои гвернцы будут стоять до конца… Граф, вы же понимаете, если я дам приказ о штурме, город постигнет участь Арктера. Солдаты слишком долго стоят под его стенами.

Ноарион вздрогнул, вспомнив, как шестнадцатилетний Лертэно разрушил Арктер, принадлежащий графам Буссам, и вырезал почти всех его жителей, после того как Седоус погиб в последней битве, сраженный стрелой защитника города.

Эх, Седоус-Седоус, кто бы сравнился с ним в бою? Любого одолевал старый вояка, а от стрелы не увернулся. Прямо в лоб – и нет человека. Ох и взвыл же тогда юный герцог, о братьях так не горевал. Три положенных дня пил Арктер собственную кровь, а потом и некому было – всех вырезали «свободные сыны». И ничего ведь от Седоуса не осталось, только пепел сожженного Арктера, двуручный меч да книга о неведомых странах, которую солдату так и не довелось дочитать. Мать у него вроде жива. А где она живет, Лертэно не знал, ни разу не спросил, пока товарищ был жив…

Ключи от Кальярда прево и епископ все же вынесли после обещания не отдавать город на трехдневное разграбление.