– Это наше мужское дело – дамам руки целовать. А ты – просто живи и радуйся! И обязательно научись хорошо плавать.

– Я научусь, – пообещала она. – Я тебе очень, очень благодарна.

– Если ты еще раз заикнешься о благодарности, – нарочито строгим тоном проговорил я, – то я попрошу тебя остаться со мной сегодня до самого утра. – И тогда я, то есть мы… наверняка утопим друг друга… в поцелуях.

– Хорошо, я, я… согласна, – выговорила Гульнара и стыдливо опустила свои прекрасные глаза.

– И ты не боишься утонуть в поцелуях?

– Н-нет, не боюсь, – ответила девушка, – я с тобой уже ничего не боюсь.

Вот это да! А я чуть было не сглупил, собираясь уступить эту девушку Кондрату. Зульфия, конечно, тоже очень интересная девушка, но если присмотреться, она ничем не лучше Гульнары, просто ее имя – Зульфия – напомнило мне другое, несколько с ним схожее. Альфия – так звали одну необыкновенно красивую девушку, мою любовь двухлетней давности, которая, кстати, была студенткой того же университета и родом из тех самых мест.

Не удержавшись, я спросил Гульнару, задав свой вопрос как можно равнодушнее:

– Знаешь, пару лет назад, когда ваши студенты так же, как и вы, работали в нашем городе, среди них была одна девушка по имени Альфия. Она была активистка, везде и во всех мероприятиях участвовала, даже с городской трибуны выступала, поэтому я ее и запомнил.

– Ты имеешь в виду… невысокая такая, яркая, красивая, и волосы черные?

– Да, – ответил я как можно беззаботнее, не акцентируясь на слове «красивая», – пожалуй, да, черные. Как у тебя.

– Я знаю ее, – кивнула девушка. – Она теперь секретарь комсомольской организации университета, на правах секретаря горкома. Учится на пятом курсе, весной выпускается. – Гульнара слегка надула губки и вопросительно посмотрела на меня. – А что, ты был с ней знаком?

– Да так, немного. – И добавил поспешно: – Она встречалась, будучи здесь, с моим соучеником, Гришей. Через него мы с ней и познакомились. И тоже, кстати, на озере. А запомнил я только глаза ее, они с твоими чем-то схожи.

– Пожалуйста, давай не будем больше о ней, – мягко попросила Гульнара. – Ладно? А то я сейчас ревновать начну. Разревусь еще.

«О боже, а ведь девочка действительно ревнует!»

– Нет-нет, что ты, – сказал я вставая и подавая ей руку, не показывая при этом, насколько мне ее ревность приятна. – Конечно, нет. Я не дам тебе повода для ревности и грусти, и уж тем более для слез.

Двумя часами позднее, когда мы с Гульнарой лежали в постели, а за стеной, в соседней комнате Кондрат развлекался с Зульфией, я бережно стянул простыню, которой Гульнара стыдливо прикрывала грудь, и сказал:

– Ты позволишь мне поцеловать ее?

– Конечно, милый, – Гульнара сдержанно засмеялась, – только там синяк, память от тебя, поэтому я стесняюсь.

Надо же, подумал я, зарываясь лицом в большие и упругие груди. Я же ее тогда, в воде, кулаком прямо в грудь саданул. Всю, можно сказать, избил: по лицу треснул, руку вывернул и даже на груди синяк оставил – хоро-о-оший был повод для последующего любовного приключения. Однако моим действиям есть оправдание – все это я сделал, спасая ее.