Через несколько минут всё прояснится, и я с чистой совестью отправлюсь домой. Эогонд зашёл через другую дверь и встал около решёток рядом со мной. Парадные двери зала отворились, и зашёл Судья. В длинном кудрявом парике, в красивой, ярко синего цвета мантии, украшенной золотыми окантовками и большим, почти на всю спину, знаком весов вышитых золотыми нитями. За ним плёлся худощавый пожилой человек, несущий огромную книгу, чернила и перо. Писарь, будет записывать всё. Они прошли сквозь зал и заняли положенные места.

– Объявляю суд открытым, – после этих слов он стукнул молотком по столу, да так громко, что бедная, и так напуганная до предела, служанка тихонько пискнула, окончательно побледнев.

Судья не глядя протянул руку писарю, что его сопровождал, и тот вложил в неё какие-то бумаги. Судя по всему, документы о моём деле. Он быстро пробежался по ним глазами. Потом отложил их в сторону, придавив своим деревянным молотком. Затем дал знак, кивком головы Эогонду. Он открыл мою камеру и сопроводил меня к специальной тумбе, располагавшейся по левую сторону от судьи.. Другую тумбу, справа, занял тот незнакомый человек, что сидел возле графа.

– Положите руку на книгу. – Попросил судья.

И правда на тумбе лежала книга с надписью большими буквами «Закон». Я выполнил просьбу.

– Клянётесь ли вы говорить только правду? – продолжил судья.

– Да! – ответили мы почти хором.

– Тогда начнём, – служитель закона вздохнул и посмотрел мне в глаза. – Марк Гольер я полагаю?

Я кивнул.

– Расскажите подробно, что случилось в тот день, когда скончался покойный Дарис.

Я подробно рассказал, что было, нечего не утаив. Весь рассказ занял у меня немного времени, все слушали и никто не перебивал.

Судья кивнул, посмотрел на писаря и подождал, пока тот закончит скрипеть пером.

– Теперь вы Мистер Лиогри. – обратился судья к незнакомцу.

Лиогри представлял сторону графа и имел функцию обвинителя.

– Мистер Гольер, вы знаете, что это такое? – он достал из кармана мешочек, из которого извлёк склянку. Я узнал мою настойку опиума.

– Да, конечно узнаю, это обезболивающие, которое я иногда даю своим больным, дабы они не страдали от боли, возникшей по тем или иным причинам, не задумываясь, ответил я.

– Отлично, эта колба принадлежала вам?

– Да, а что с ней не так? – мне что-то стало не по себе.

– С колбочкой всё нормально, – он перевёл взгляд с меня на судью и продолжил, – после смерти мистера Дариса, эту колбу с её содержимом передали для изучения специалистам, которые постановили, – он снова запустил руку в карман и извлёк бумагу, – Зачитываю: в колбе обнаружен сильнодействующий яд, единственный в своём роде. Не имеет запаха, легко растворимый, прозрачный.

Лиогри протянул бумагу судье, тот пробежал по ней глазами и передал назад советникам.

– Чем вам так насолил мистер Дарис? Или вы отравили его случайно? – судья обратился ко мне.

У меня сердце упало в пятки.

– Господин судья, на тот момент в колбе не было никакого яда.

– В отчёте так же указано, что в составе нет следов настойки… Как вы её назвали?

Один из советников наклонился и шёпотом подсказал судье, – опиума.

Это всё проделки графа подумал я, это он меня подставил. Почувствовав, как у меня затряслись руки от гнева, я смотрел по сторонам, ища поддержки, но встречал только обвиняющие взгляды, а Эогонд невозмутимо стоял, как будто всё так и должно быть.

– Меня подставили! У меня не было ни каких причин убивать Дариса, в то утро, я видел его в первый раз, – я не заметил, как повысил голос.

Раздался стук молотка.

– Для чего и почему, разберутся наши стражи закона, а что касается вашей ситуации, – он повернулся к советникам. Ему сразу начали что-то шептать, кто-то кивал головой…