Войдя в свою квартиру, Пьер включил радиоприёмник, и комнату заполнила музыка английской группы Dirty Elegance. Под их музыкальное сопровождение он настроился на процесс творчества: достал бутылку виски, отглотнул из горлышка. Встал лицом к мольберту и разложил кисти и краски перед собой. Достал блокнот с зарисовкой и прикрепил к уголку будущей картины. Постепенно работа выстраивалась, а алкоголь пропитывал тело всё быстрее с каждым новым глотком. На каждые два мазка кистью приходился один глоток виски.

Пьер полагал, что творчество станет стоящим только под воздействием каких-либо веществ, неважно, алкоголь это или что-то иное. Главное, чтобы было изменённое состояние сознания. Иначе работа, на его взгляд, просто не клеилась и была бездушной.

– Ну, Пьер, поздравляю тебя с новым начатым гениальным произведением! За тебя! – приподняв перед собой очередной бокал, вслух произнёс Пьер, уже изрядно подвыпивший.

Тост был произнесён, бокал осушен наполовину, и, прицеливаясь к очередному мазку кистью, его пошатнуло – бокал вылетел из второй руки, благополучно перевернув остатки содержимого на холст. Протерев глаза, Пьер оценил собственноручно нанесенный ущерб. Холст был безнадёжно промокшим. Виски, пролитое на картину, уже невозможно было ничем оттереть.

«Чёрт! Вот дятел! Придётся всё начинать сначала! Завтра этим и займусь. Ну, а сейчас, раз уж дело всё равно не клеится, схожу-ка я наведаюсь в бар! Всё равно уже ничего не поделать. Верно Мэри говорит: я – безнадёжен. Ну и что теперь? Зато я гениален!»

Старик Этьенн Савьер со скрипом открыл тяжеловесную чугунную дверь, чтобы выйти в зал. Она едва поддавалась старику, у которого от возраста становилось всё меньше сил. Хорошенько заперев скрипучую дверь, он медленно, едва волоча ноги, побрёл к себе в комнату. Чтобы в неё попасть из лавки, необходимо было лишь пройти в правую часть торгового зала и подняться по винтовой лестнице наверх.

Каждый божий день он совершал одни и те же манипуляции: пробуждение, завтрак, рабочий день, в полдень – обеденный перерыв, а после семи он заходил за чугунную дверь и уже не выходил оттуда вплоть до полуночи. Затем он легко ужинал, кормил кота и укладывался в свою кровать. И в сладостном предвкушении приятного сна засыпал.

Раздался звонок по мобильному телефону. Пьер, протирая глаза, схватил телефон и, не глядя на экран, поднял трубку. На том конце линии был его давний приятель, с которым, должно быть, он не виделся уже около года.

– Здоро́во! Как дела, дружище?

– Да нормально. Ты как? – Пьер приподнялся и сел на край кровати, бросил взгляд на часы. Время показало уже за полдень.

– Да тоже неплохо! Знаешь, какое сегодня число?

– Какое?

– Число тусовки! Ты с нами?

– Конечно. Во сколько и где собираетесь? – сладко зевая, ответил Пьер.

– Всё там же, на холмах, в семь вечера.

– Ладно, что с собой брать?

– Тело своё тащи и свою подружку Мэри захвати, – быстро ответил Леон и оборвал мобильную связь.

Пьер медленно поднялся с кровати и вспомнил о вчерашней картине, на которую было пролито виски. Периодически подобные казусы случались с Пьером, и он терпеть не мог начинать всё с самого начала. Поэтому, решив отложить написание картины с автопортретом в долгий ящик, скомкал набросок и выбросил в бачок для мусора. Это был последний чистый холст.

«Придётся сходить в художественную галерею, приобрести холсты и ещё красок, пока все деньги не пропил».

Он привёл себя в порядок и отправился за покупками. Ближайшая галерея была неподалёку, но, к его сожалению, оказалась закрыта на ремонт. Взглянув на позолоченные часы на запястье, вспомнил, что проголодался, и побрёл в кафе. Пересмотрев свои планы на день, рассчитал, что покупку необходимой утвари можно перенести и на завтра.