Бертина любила его так глубоко и преданно, так чисто, искренне вверила ему свою жизнь и судьбу, что Феликс решился на ответную откровенность и однажды рассказал, кто он такой и почему они никогда не гуляют вместе в светлое время суток. Новость, что ее возлюбленный вампир, ничуть не повлияла на чувства девушки. Бертина отнеслась к этому с детским любопытством, расспросила подробности и сходу попросила сделать ее такой же, чтобы они никогда не расставались в вечности. Феликс наотрез отказался, но упрямство юной англичанки и тут сыграло свою роль.

Как-то после пары бессонных суток Феликс провалился в такой глубокий сон, что Бертина смогла проколоть вену на его руке и попробовать кровь. Когда Феликс очнулся, пути назад уже не оставалось.

В декабре он увез ее в нейтральную Португалию. Какое-то время пробыл там вместе с Берти, затем их пути разошлись и больше не пересекались.

До этого момента.

Такси подъехало к высокой металлической ограде, за которой виднелась лишь крыша двухэтажного особняка. Ворота автоматически открылись, и Феликс зашел на территорию. Виллу с наглухо зашторенными окнами окружали апельсиновые деревья, ограду по всему периметру оплетали вьющиеся розы и жасмин, отчего воздух благоухал как в райском саду. Толкнув незапертую дверь, мужчина вошел в темный холл и услышал доносящиеся из глубины дома звуки песни Гленна Миллера и сестер Эндрюс «Не сиди под яблоней ни с кем, кроме меня» – самой популярной в сорок втором году.

Следуя за мелодией, Феликс вошел в просторную гостиную в белых и мятных тонах, поставил сумку на пол и положил букет на столик с проигрывателем. Освещение в комнате было устроено таким образом, что создавалось впечатление, будто гостиная наполнена рассеянным дневным светом, проникающим сквозь невидимые щели в плотных портьерах.

Наблюдая, как крутится старая виниловая пластинка, мужчина почувствовал чье-то присутствие и обернулся. За его спиной стояла девушка с платиновыми кудрями и ярко-алой помадой на слегка припухших, по-детски капризных губах. Платье из белого шелка и кружева на тоненьких бретельках, струилось по ее безупречной точеной фигурке, придавая сходство с коллекционной куклой начала двадцатого века.

– Здравствуй, Берти, – мягко произнес Феликс на английском.

Она коснулась пальцами его лица, порывисто прижалась щекой к щеке, вдохнула глубоко и сказала:

– Ты пахнешь солнцем. Какой чудесный, незабываемый запах.

Феликс обнял хрупкие ледяные плечи, едва касаясь, провел ладонью по волосам. Ее рука скользнула под рубашку мужчины, обвила талию и потянула его вверх. Они плавно оторвались от пола, взлетели и закружились в медленном танце, раздевая друг друга. Одежда падала на пол, танец ускорялся – то становясь похожим на яростную схватку, то замедляясь нежной передышкой. В полумраке гостиной парящие в воздухе обнаженные тела источали слабое лунное сияние. Их стремительные движения напоминали резкие мазки кисти художника, еще не знающего точно, как изображать такую страсть.

До кровати в спальне они добрались уже порядком обессиленными. Феликс вытянулся на пахнущих вербеной простынях, Берти прижалась к нему, положила голову на плечо, поводила кончиками пальцев по груди и сказала:

– Цвет кожи у тебя почти человеческий. Значит, правда всё, что я слышала о твоих новых возможностях – больше ты не заперт в темноте.

Глядя на стеклянную мозаику люстры, мужчина ответил:

–У тебя много вопросов, наверное.

– Достаточно того, что знаю.

– И что же?

– Кто-то создал специально для тебя препарат, изменивший твою природу, ты перестал пить кровь и больше не боишься солнца. Дамиан не знал, что средство индивидуально, за что и поплатился.