Удивило медведя и то, что здесь ни у кого нет имён. Ворса – просто ворса, его жена – просто жена или хозяюшка. А детишек вообще пронумеровали. Их звали: Медводдза (по-русски это значит – первый, самый старший, серьёзный тип лет пятнадцати), Мэд (второй, шустрый пацан лет двенадцати), Коймэд (третий, похож на второго, всего на год младше), Нёльэд (четвёртый) и Витэд (пятый). Последние два были карапузами лет трёх-четырёх. Поразмыслив, Волосатый сделал вывод, что имена им и не нужны. Шаманы считали, будто человек, знающий подлинное имя объекта, имеет власть над этим объектом. Так к чему рисковать? Да и зачем как-то называться, если здесь в избушке всего один взрослый ворса, всего одна его жена? А дети и номерами обойдутся. Заодно счёту обучатся.
– Так что же всё-таки, дорогой мой муж, у тебя сегодня произошло?– строго спросила хозяйка ворсу.
Леший, словно пойманный на шалости мальчишка, вперил взгляд в стол, тоскливо крутя пальцем деревянную ложку.
– Я, это… Ну… На вакулей нарвался, – наконец-то выдохнул он.
– На петле перед впадением в Йоку?
По-фински «йока» – это река. У народа морт язык был похожий. Вероятно, много позже с приходом славянского языка слово потеряло букву «й», превратившись в личное название реки – Ока.
– Да, – кивнул ворса.
– Но ты же знал, что после того как Ушна весной косогор подмыла и десяток стволов в Йоку унесла, вакули тебе отомстить обещали за то, что наши коряги им реку засоряют. Так какой же демон тебя туда потащил? – прошипела хозяйка.
Ворса покраснел, как мальчишка, застуканный учителем во время списывания задачки у соседа.
– Видишь ли… – начал он, пытаясь оттянуть неприятный момент истины, – зима скоро… Берлогу закроем. Ходить по лесу, как прежде уже не буду… Вот я и подумал… Как бы хорошо было зимою… рыбкой подкормиться. Ну, и решил слегка разжиться. Только увлёкся и не заметил, как вакули подкрались. Подманил я славную стерлядочку, вытащил… Оборачиваюсь, а за спиной стоит целая толпа пучеглазых. И к лесу не пробиться…
– Так ты там рыбу ловил? – брови хозяйки изогнулись в букву S. Один глаз насмешливо прищурился, другой наоборот изумлённо распахнулся во всю ширину. Правый уголок рта полез кверху.
– Ну, да…– простодушно развёл руками леший.
Красавица хозяйка звонко рассмеялась.
– Хи-хи-хи… Ой, я не могу! Хо-хо-хо! Ой, помогите! Ворса-рыбак! Ха-ха-ха! Ну, надо же учудил! Рыбки захотелось!
Леший, радуясь столь простому завершению семейной сцены, часто моргал глазами и улыбался от уха до уха.
– Ну, чё? На самом деле рыбки хотелось. Эх, какая стерлядка была… – мечтательно закончил он.
– Радуйся, что жив остался, – отсмеявшись, наконец, произнесла жена. – Рыбки ему захотелось! А ты представь, если б водяные у тебя в лесу загонную охоту устроили? Ты бы такое стерпел? Да ведь для них нет худшего оскорбления, чем твоя рыбалка! – эти слова хозяйка пыталась произнести с максимальной строгостью, но на слове «оскорбления» в её груди вновь забулькали остатки смеха, и с трудом договорив, она просто махнула рукой в сторону ворсы. Мол, как дитё малое! Что говори, что нет – об стену горох. Одни проказы на уме.
– Вот я и говорю, – пошёл в атаку леший, почувствовав, что гроза прошла стороной. – Содрали бы с меня сегодня шкуру пучеглазые, если бы не мой спаситель. Но я до сих пор не могу понять, как мой знакомый Волосатый превратился в Великого?
Тут ворса с женою дружно обернулись в сторону медведя.
Медведь развёл лапами:
– Сам понять не могу.
А после он рассказал всё, что помнил о событиях последних двух суток.
* * *
– М-да… – вздохнул леший, выслушав рассказ. – Значит ты у нас не Волосатый. Ты у нас – новорожденный бог. Как же тебя звать?