В науке крылась необузданная сила. Однако учёные редко давали быстрые ответы, требуя новых данных, исследований и знаний.

Японский мистицизм открывал глаза на все секреты мира.

И всё то время… все годы, особенно те, что прошли в странах западных варваров, только укрепляли в нём убеждение в преимуществе восточного подхода. Преимущество магии японского духа.

Допуская, что логика… человеческая логика она одна – одна на всех, он никогда не забывал прислушиваться к тем исключительным знакам и намёкам, которые подают боги.

И опять, как привык ещё с юношеских лет, Хэйхатиро снова обращался к самой сущности понятия «судьба»… В сложные для себя минуты, часы, сам того не желая, строил просветлённые и туманно-претенциозные диалоги, помогавшие ему если не принять правильное решение, не избежать каких-то ошибок, но верить, что это наименьшие из возможных в данной ситуации бед.

В этот раз он будто что-то упустил – вырванный из сна, из давно забытого состояния покоя и постоянного тревожного ожидания, в неизменности и изменчивости ситуаций, едва припоминая собственный выдуманный диалог, что возник в его голове на той короткой грани между пробуждением и сном.

Этот день начался ещё затемно – вестовой растормошил его с донесением, доставленным китайской джонкой: «Сегодня утром русские выходят».

Пробуждение было тяжёлым, и только звенящим отголоском звучали в голове молчаливые вопросы к Великой Богине. А та, вуалируясь мягкостью белокожей гейши, играла в снисходительные иронические ответы:

– Да!.. – Улыбалась.

– Именно поэтому… – Смеялась.

– Конечно!.. – Хохотала.

Вот только не успев ухватить эту призрачную периферию сна, ему становилось совершенно непонятно – что «да», что «поэтому», что в конечном итоге «конечно»!

Ещё два месяца… месяц назад командующий Объединённым флотом был уверен, что его путь ведёт к победному концу, тайно гордясь, что желание и стремление что-то доказать «учителям» было похоронено во внутреннем духовном превосходстве и гордости.

А их покровительственные намёки «не оставить дело без своего присмотра», подкрепленные весомо выжидающей эскадрой в Вэйхайвэе, скорее порождали лишь невнятное чувство унижения, нежели давали сумеречную гарантию благоприятного исхода всей этой рискованной войны с мощной европейской державой. Если вообще верить во всю их хитрую дипломатическую полуложь.

Месяц назад что-то изменилось, надломилось в ткани бытия и времени – он внутренним восприятием почувствовал деформации и треск разрываемых нитей в судьбах отдельных людей и целых стран.

И сейчас в погоне за противником Хэйхатиро не покидало ощущение, что это не он, а они – это их корабли надвигаются кормой вперёд с неторопливой двухузловой неумолимостью, и к кому будет применимо слово «рок», в самом трагическом контексте, ещё не решилось.

Крылья мостиков «Микасы», протянувшись по всей ширине корпуса, позволяют едва ли не заглядывать за борта. Фигура адмирала привычным столбиком замерла на левой стороне… с приличествующим окружением штабных офицеров, вестовых, сигнальщиков.

Командующий Объединённым флотом, всем своим видом выражая невозмутимость и целеустремлённость – в прямой осанке и взгляде на медленно растущие в сетке бинокля абрисы кораблей противника, лишь слегка подёргивал бородкой, кивая на доклад младшего флаг-офицера, явившегося с дешифровкой телеграммы по «Касуге».

– … Повреждение носовой кочегарки и машины, пробоины в носовой оконечности с затоплениями, приведшие к невозможности поддерживать необходимый ход, что усугубило…

Доклад всё тёк, а командующий принимал, осмысливал данность: «Слабозащищённая оконечность крейсера на двенадцатидюймовые попадания, естественно, не рассчитана… что в итоге в цепи событий привело к его гибели».