– Слушай. – Приказал он едва слышно. – Запоминай каждое мое слово.
Я вернусь на последнем рассвете,
Возвещая приход вечной ночи.
И в тот час три слуги меня встретят:
Извещая иных о приходе.
Слуга первый: внесет покрывало,
Он укутает ими все Луны.
И второй слуга, ступит за первым,
Уж шагая по темным дорогам.
Облачен он в кровавые робы.
Тот слуга всех страшней и безумней -
Сеет страх, разрушает мечтанья.
Имя ему – есть проклятье –
Вы зовете его тихо Мором.
Но последний, сильнейший из братьев –
Пред самым моим возвращеньем,
Входит в мир, осыпая просторы,
Серым пеплом, молчаньем и скорбью.
Понесет пред собой слуга знамя -
Темный стяг, опаленный страданьем.
С ним вернутся молитвы и страхи,
Возвратиться и боль и стенанья.
Он молчит, но он ждет воскрешенья.
Облачен слуга в алые платья –
То есть кровь, пролитая братом.
Заберет слуга реки и море,
Он наполнит их благодатью:
Вином алым, что пьет лишь безумец,
Он опоит вином тем полмира.
И ступлю я на горы уж зрячим,
Принося за собой напоследок,
Луч янтарной небесной монеты.
Стоило строкам слететь с уст Рагнарека, как они прочно отпечатались в памяти Цефеи навечно. Перворожденный остановился и прислушался.
– Теперь же позволь я тебя предостерегу. Если ты и дальше будешь считать меня злом, то очень скоро ты окажешься слепее меня. – Негромко произнес он. – Твое отношение ко мне – не более чем чувство, а эмоции ослепляют, Цефея. Сегодня ты познала силу голосов и значит, совсем скоро тебе станут известны слабые стороны дарованного могущества. Тебя ждет новое, еще более тяжелое испытание. – Рагнарек на секунду замолчал. – Признаюсь тебе, что я медлил до последнего часа. Я так долго сопротивлялся всякой необходимости возвращать тебя. Мне было известно, что ты пробудишь воспоминания обо мне. Я заставлял себя верить, что Создатель не мог ошибиться и что ошибки, допущенные жителями Под Горой, будут со временем исправлены… но нет. Сенторий не пожелал подчиниться воле Создателя и совершил преступление, он был глух к требованиям Перворожденных. Прошли годы… И вот ты здесь. Возмездие самой Айры. Со дня твоего возвращения началась расплата Айры за ошибки тех, кто ее населяет. Мир постепенно погружается во мрак. Таков закон, установленный Создателем в начале времен.
Цефея безмолвно опустилась на колени. Казалось, что Рагнарек видит это, потому что он замолчал, ожидая от Цефеи пояснений.
– Желаешь ли ты, чтобы я умоляла тебя оставить Айру? Я предполагала, что меня ждут подобные известия, но не думала, что ты решил наделить меня даром разрушения. Прошу, дай мне шанс и позволь стать спасением для Айры.
Рагнарек нахмурился.
– Возмездие – не всегда разрушение… – заметил Рагнарек. – Твою роль я определил еще задолго до того, как было совершено преступление. Я полагал, что ты можешь мне пригодиться. Очевидно, что я не ошибся. Поднимись с колен.
Цефея послушно встала. Они вновь двинулись по полю, шурша осокой и мхом. Рагнарек шагал уверенно и твердо, так, словно и не был слепым, или же так, как шагает по камере узник, всю жизнь проведший в тесной темнице.
– Перед тем, как миру было дано имя, я сам заточил себя вдали от других Перворожденных, опасаясь, что мое присутствие в только что сотворенном мире может быть опасным. Создатель наделил меня властью над пустотой и едва получив ее, я создал для себя этот мир, где и нахожусь по сей день. Создатель творил мир из пустоты, а значит, что мое присутствие на землях Айры способно пробудить эту пустоту. Я не готов был уничтожать мир, который меня восхищал также, как и тебя. Да, Цефея, в этом мы похожи – в ненасытности любви к Айре. Ты можешь понять как непросто мне принимать мысль о возможной гибели этого мира.