В большинстве других мест родителям глухих малышей (а зачастую не только глухих, но и слабослышащих) с готовностью сообщат обратное: «Ну что поделаешь. До трёх лет ничего не предпринимайте, потом придётся с ребёнком попрощаться, отдадите его в интернат, в спецсаду и спецшколе он проживёт до восемнадцати лет, его обучат жестовой речи, паре профессий… Но это уже вас будет мало касаться».

Дело в том, чтоутех, кого принято называть глухими, практически всегда сохраняются какие-то остатки слуха. И с тех пор, как изобретены слуховые аппараты (совершенствующиеся год за годом) с глухими в каком-то смысле дело обстоит так же, как и со слабовидящими: им можно предложить очки, а можно приучать обходиться без зрения. Что если бы детям с ослабленным зрением надевали повязку на глаза, вручали тросточку в руки и старательно обучали шрифту Брайля?

Впрочем, есть и одно принципиальное отличие.

Очки – условие необходимое и достаточное, а слуховой аппарат – только необходимое. Кроме него потребуется ещё и многолетняя тренировка тех самых остатков слуха – и чем раньше она начнётся, тем благополучней будет результат.

Только тренировать потребуется не только и не столько физический орган, сколько сознание и мышление ребёнка: способность и стремление к пониманию, интерес к общению, доверие себе и окружающим людям – всё то, что формируется вместе с налаживанием полноценных человеческих отношений. Проблемы глухих детей – на девять десятых не медицинские, а педагогические.

И действенность этой системе придаёт не чудотворство медицинских специалистов, а активное, трудоёмкое соучастие родителей в жизни своих малышей.

За тридцать лет развития «леонгардистского» опыта стали очевидными многие неожиданные закономерности. Дети, в которых вкладывались столь много души и сил, развивались заметно успешнее своих обычных сверстников, а их родители, окунувшись на дно семейного горя, через несколько лет обретали совершенно новые радости в жизни – ибо те творческие усилия, которые от них требовала жизнь с детьми «по Леонгард», открывали для них и совершенно новый взгляд на собственные возможности, цели и интересы.

Долгие годы личные контакты родителей, выходивших на Эмилию Ивановну и её последователей, были практически единственным способом добраться до возможности помочь своим детям. Ведь метод Леонгард не допускался в официальные структуры: он подрывал авторитет огромной социальной машины «по переработке глухих» – тысяч сурдопедагогов, сотен интернатов, диагностических служб, методистов жестовой речи.

Но постепенно педагоги-последователи Леонгард всё-таки проникали в разные официальные учреждения, и сегодня «леонгардистскими» можно назвать около четырех десятков разного рода больших, малых и средних организаций – медицинских, педагогических, социальных. В некоторых случаях они вырастали из родительских ассоциаций (как, например, знаменитый нижегородский Центр «НОРДИС»), иногда «осваивались» в существующих. Так складываются узлы своеобразной сети – уже не только межличностной, но и организационной. Понятно, что их возникновение зависело не от их типологии, а от появления в том или ином месте увлечённых и грамотных специалистов и организаторов. Где-то это детские сады, где-то родительские ассоциации, где-то кабинеты в консультативных поликлиниках; в Новороссийске – школа, в Ульяновске – сурдореабилитационный центр, в Ставрополе – интернат, в Набережных Челнах – медико-педагогический центр.

По системе «Формирование и развитие речевого слуха и речевого общения» сегодня воспитываются и обучаются дети, проживающие в более чем 150 городах, посёлках, деревнях.