По пути в Туркестан «калмыки» завезли посланников в г. Сауран, владельцем которого считался Кажи-султан. Этот правитель был одним из самых видных казахских батыров и принимал участие в большинстве нападений на русскую границу. Кажи-султан сразу же захотел встретиться с диковинными послами, а те в свою очередь также горячо желали обратиться с жалобой к какому-нибудь начальству. Но разговором остались не удовлетворены обе стороны.

Оказалось, что Кажи-султан, замышляя очередной набег, стал выспрашивать у казаков, как укреплена Тюмень. На такие неслыханные разговоры казаки решили дать отповедь в стиле послов могущественной державы, но татары не стали переводить Кажи-султану эту речь. Когда Ф. Скибини М. Трошин стали спрашивать Тауш-мергена и Уразая о причинах такого поведения, то получили следующий ответ: «Ныне вы не в Руси, узнаете де того, чего и во сие не видели?».

Теперь надежда оставалась только на хана, до ставки которого все-таки добрались до нитки обобранные посланцы. В Туркестане им удалось, наконец, встретиться и с предыдущими посланниками А. Неприпасовым и В. Кобяковым, которые рассказали им о двуличности сопровождающих их татар, в степи забывающих о всякой верности белому царю и начинающих себя считать подданными казахского хана. Кроме того, А. Неприпасов и В. Кобяков в стремлении получить долгожданную свободу незамедлительно устроили своим коллегам аудиенцию у казахского хана. Но и здесь российских послов ждало разочарование.

Несмотря на свой невзрачный вид, Ф. Скибин и М. Трошин продолжали действовать в соответствии с требованиями традиционной памятки, предписывающей российским послам общение с кочевыми ханами как с нижестоящей стороной. Кстати, Тауке-хан стал первым казахским правителем, который не именовался в российской документации «царем» в отличие от своего отца Джангира и деда Есима.

В самом начале аудиенции российские послы потребовали от хана выслушать «наказ» своего государя стоя и с обнаженной головой. Но Тауке посетовал на больные ноги и отказался снимать головной убор, отговорившись мусульманским обычаем, не позволяющим обнажать голову даже в мечети. Ф. Скибин и М. Трошин, продолжая настаивать на своем, в качестве довода сослались на пример самых авторитетных восточных монархов: турецкого султана и персидского шаха, – которые якобы именно таким образом проявляют уважение к посланиям российского царя. В ответ казахский хан невозмутимо заявил, что ни шах, ни султан примерами для подражания для него не являются.

Кое-как смирившись с такой манерой общения, послы подняли вопрос о набегах на русские территории, которые регулярно совершались то ли по приказу, то ли с ведома хана Тауке. Ф. Скибин и М. Трошин в категорической форме потребовали прекратить эти нападения, наказать всех виновных и выдать пленных, поскольку требование казахской стороны об освобождении Кильдея-мурзы было исполнено.

Хан ответил, что об этих нападениях он и ведать не ведает и, скорее всего, это дело рук негодников-каракалпаков, за действия которых он, к сожалению, никак отвечать не может. Такой наглой лжи русские явно не ожидали, поскольку причастность казахских батыров и ханов к грабежам на границе была общеизвестным фактом. Послам ничего не оставалось делать, как повторить свои требования, пригрозив возможностью военного вторжения в казахскую степь. После этих слов подали свой голос уже присутствовавшие на приеме батыры, деловито заявившие, что «естли де русские люди к ним войной придут, и то де им и лутче, что сами в холопи придут, им де будет не для чего самим в Русь войною и ходить».