Постучалась соседка и сказала, что полицейского поста возле подъезда нет. Первый этаж уже успел с оглядкой, осторожно, прогуляться по двору. Я вышел на лестницу и спустился нижнюю площадку первого этажа, где уже собиралось импровизированное собрание недоумевающих жильцов. Странно. Ведь до снятия с нас карантина ещё три дня. Что вообще творится? Ситуация постарался прояснить сосед со второго этажа.

– Да чё тут думать? В армии повальное дизертирство, менты пачками на стол начальству рапорта об увольнении кладут. Им сейчас, тупо, не до нас.

– Хватит нам лапшу на уши вешать! – взвизгнула тётя Тая, крайне потёртая женщина с первого, которую я видел всегда в одном и том же застиранном халате.

– Не вешаю я никакую лапшу! Точно вам говорю!

– Ага. Все предприятия закрыты, люди без средств к существованию остались, а менты добровольно от работы отказываются? А за дизертирство, вообще, расстрел!

– Нет никакого расстрела сейчас, – авторитетно заверил Витёк, бывший прапорщик, проживающий на пятом этаже. – Срок – да, есть. А расстрела нет.

– А менты… – опять этот знаток со второго этажа. – Сутками по улицам в любую погоду лазить, не зная, что в этот момент с семьёй происходит, желающих всё меньше и меньше. Да и процент заражённых среди ментов большой.

– А откуда ты знаешь это? – подозрительно прищурился дядя Гриша, в котором я давно подозревал сексота, только ещё не определился, на какую службу он, всё-таки, работает.

– Свояк звонил, рассказывал, – пояснил сосед. – Он во вневедомственной охране работает. Их тоже к карантину привлекают в последнее время. Так, он всё это своими глазами видел.

– Похоже на правду, – это уже тот самый сосед с четвёртого, который, то ли Васька, то ли Женька. – Патрулей меньше стало.

– Тебе-то откуда знать? – вызверилась на него тётя Тая, хронически недолюбливающая то ли Ваську, то ли Женьку. – Ты же на четвёртом, почти на самой верхотуре живёшь.

– Так оттуда дальше видно. И деревья не мешают.

Интересно. И как это понимать? Что дальше делать? Нам можно выходить на улицу, или всё станет ещё строже? Хотя бы во дворе можно гулять? Я бросился домой и включил телевизор. И тут облом. Местный канал отозвался пустотой. Просто тёмный экран с логотипом в верхнем правом углу. Похоже, местное телевидение накрылось. Я пробежался по другим каналам, мельком отмечая появляющиеся на экранах дымы от горящих шин и автомобилей, разбитые витрины, безобразные, искажённые ненавистью орущие лица и закованные в латы, словно древнеримские (или древнегреческие? Не помню) гоплиты, полицейские, машущие своими дубинками направо и налево.

Вчера умер то ли Васька, то ли Женька. Солдаты в противогазах, закутанные в ОЗК, чертыхаясь волокли его тяжеленную тушу на армейских носилках по узкой неудобной лестнице, а следом под конвоем вели его тощую заплаканную жену и ничего не понимающих сына и дочку. Я как раз открывал дверь, чтобы выйти, но сразу опять закрыл её и наблюдал всю картину через глазок в двери. Было немного стыдно за своё малодушие. Испугался, как пацан, забился в свою норку и подглядываю исподтишка. Правда, я очень быстро себя успокоил тем, что мы никогда не дружили с покойным, и проводить его в последний путь, рискуя подхватить «Тай», а потом ещё передать Ирке, было бы глупо.

Но, всё же, сосед с четвёртого этажа напоследок успел подгадить. Пришлось ждать. Сначала, пока специальная команда дезинфекторов обработает всю лестничную клетку, потом, пока вся эта дезинфекционная гадость не выветрится. Потерял часа три. Вонь проникала, даже, сквозь плотно закрытую дверь, поэтому пришлось открыть все окна и с женой пить чай на балконе.