– Интересно, какие шляпки она носит днем – с полями или без, – пустилась в размышления Джейни. – В Опере, как мне сказали, она была в темно-синем бархатном платье, совершенно простом, без украшений, и свободном, как ночная рубашка.

– Джейни! – одернула ее мать, и мисс Арчер, покраснев, приняла вид независимый и дерзкий.

– Во всяком случае, в ее непоявлении на балу вкуса было побольше, – продолжала гнуть свое миссис Арчер.

Сын подхватил тему, но дух противоречия заставил его возразить:

– Не думаю, что тут дело во вкусе. Мэй объяснила, что она хотела пойти, но потом решила, что платье, о котором шла речь, для бала недостаточно нарядно.

Миссис Арчер лишь улыбнулась тому, что мнение ее подтвердилось:

– Бедная Эллен! – вздохнула она и сочувственно добавила: – Нам всем не мешает помнить, какое странное, эксцентричное воспитание дала ей Медора Мэнсон. Чего и ожидать от девушки, которой на первый свой бал разрешили нарядиться в черный атлас!

– Ах, как не помнить ее в том черном платье! – проговорил мистер Джексон и тут же со вздохом добавил: – Бедная девочка! – словно вспомнив нечто приятное, он не забыл и о том, какие последствия это «приятное» возымело.

– Странно, – заметила Джейни, – что она по-прежнему носит это дурацкое имя Эллен. На ее месте я бы сменила его на Элейн.

И она оглядела сидевших за столом, любопытствуя, достаточный ли эффект произвела.

Ее брат засмеялся:

– Почему именно Элейн?

– Не знаю. Элейн, кажется мне, звучит больше… больше по-польски, – краснея, сказала Джейни.

– Звучит более вызывающе, что вряд ли отвечает ее желаниям, – сухо заметила миссис Арчер.

– А почему бы и нет? – вмешался ее сын, внезапно обретя аргументы. – Почему бы ей и не вести себя вызывающе, если ей так хочется? Зачем ей прятаться и таиться, если это не она себя опозорила. Разумеется, она «бедняжка Эллен», если ее угораздило так неудачно выйти замуж, но я не вижу причины, почему ей следует жить, втянув голову в плечи, словно она какая-то преступница!

– Наверно, – задумчиво сказал мистер Джексон, – именно так и рассуждали Минготы, выбирая для себя линию поведения.

Юноша покраснел:

– Я не нуждался в их подсказке, если вы это имели в виду, сэр! Мадам Оленска в жизни не повезло, но зачем делать ее изгоем?

– Но слухи… – начал было мистер Джексон и покосился на Джейни.

– О, знаю: слухи про секретаря! – подхватил его мысль юноша. – Глупости, мама, Джейни – взрослая девушка! По слухам, – продолжил он, – этот секретарь помог ей сбежать от этой скотины – мужа, который держал ее буквально под замком. Что ж тут такого? Думаю, каждый нормальный мужчина в такой ситуации поступил бы точно так же!

Мистер Джексон обернулся, чтобы сказать стоявшему за его стулом печальному старшему лакею:

– Возможно, этот соус… несколько того…

А потом, взяв себе еще порцию, заметил:

– Мне говорили, что она подыскивает дом. Собирается здесь остаться.

– Я слышала, она хочет получить развод, – смело выговорила Джейни.

– И, надеюсь, получит, – с жаром подхватил Арчер.

В чистую, безмятежную атмосферу арчеровской столовой слово «развод» вторглось разорвавшейся бомбой. Миссис Арчер подняла тонкие свои брови, изогнув их особой дугой, означавшей: «Лакей!», и молодой человек, и сам старавшийся не погрешить против вкуса, прилюдно рассуждая о вещах столь интимного свойства, поспешно перевел разговор на рассказ об их визите к престарелой миссис Мингот.

После ужина, согласно древнему, как мир, обычаю, миссис Арчер и Джейни, шелестя шелками длинных платьев, перешли в гостиную, и там, пока мужчины курили под лестницей, они, сидя за рабочим столом из красного дерева друг напротив друга, при свете керосиновой лампы с гравированным колпаком, стоявшей на столе, с двух сторон тянули из зеленого шелкового мешка под столом и между ними ленту гобеленового орнамента, расшивая его полевыми цветочками. Орнамент призван был украсить собой «гостевое кресло» в гостиной будущей миссис Ньюленд Арчер.