– Ваше Величество, не извольте выходить в коридоры, все завалено снегом. Все лестницы во льду… Мы убираем, но пока не успеваем; с потолка сыпет нынче пуще обычного.

– Да-да, спасибо, – отвечает Тагоэль слуге, даже не обернувшись.

И, как только тяжелая деревянная дверь, расписанная тонкими узорами, захлопывается, Таголь опускает свой взгляд на свиток, что раскрыт на столе; письмо, которое столько дней остается неоконченным, и которое столько раз было смято и выброшено прочь – и начато на следующий же день снова… Оно похоже больше на отчаянный, жалкий зов о мире. Длинная, витиеватая вязь раскосых строк, обрывающихся будто на полуслове, покрывается инеем, стоит Тагоэлю лишь сесть и пробежаться глазами по поверхности белого свитка; перо прилипает к гладкой оледеневшей поверхности письма, покрывшейся инеем за секунды.

«Я, Ийс-Тагоэль, король Северных Долин, властитель Вековых Ледяных Гор и Хозяин Северного Моря, призываю Вас, Бранд-Кьярваль, Его Величество Король Юга, Хозяин Пламени, Повелитель Подземных Теней, принять мое приглашение – я приглашаю Вас на встречу, я вызываю Вас на диалог о возможном перемирии. Во имя жизни подданных обоих наших Королевств. Я не хочу войны. И посему предлагаю вам встретиться на нейтральной территории и обсудить наши интересы и наше положение.

С нетерпением буду ждать вашего ответа.

С уважением, Ийс-Тагоэль,…»

Но в мыслях Тагоэля пробегает вдруг: «Ах, как нелепо! Право, это слишком глупо звучит… Лучше предыдущих моих попыток, но всё же… Но всё же нет. Я никогда не отошлю это письмо, никогда не закончу его. Спрячу подальше от любопытных глаз, и только».

…По ночам окна в спальне Тагоэля опутывает плотный слой морозных узоров, щеки короля покрываются инеем, а на ресницах его разрастаются острые снежинки. «Если задержаться в своих снах еще на какое-то время, то эти ветвистые узоры расползутся по коже, стянув веки…» – и Тагоэль, резко распахнув блестящие иссиня-черные глаза, подолгу смотрит перед собой в темный сводчатый потолок, совсем не чувствуя холода. Его черные брови усеяны осколками тех самых снежинок, что запутались в длинных шелковых ресницах.

А после юный правитель Северного Королевства поднимается с кровати, и, пытаясь успокоить свое сбивчивое дыхание, спускается в королевский сад, где под белым светом луны проводит весь остаток ночи, задумчиво вглядываясь в изморозь на поверхности застывшего фонтана.

По ночам Кьярваля часто мучали безумные сны, и в такие ночи луна над землями Южного Королевства приобретала блёклый красноватый оттенок. Дощатый пол королевской спальни потрескивал, словно в огне; кончики пальцев Кьярваля прожигали простыни, а с губ короля то и дело срывались едва различимые слова, смысл которых терялся, рассыпаясь в тишине комнаты.

Кьярваль просыпался, тяжело дыша, и приподнимался на локтях, взволнованно вглядываясь в полумрак королевской спальни. Его широкая грудь оказывалась покрыта крупными каплями, словно следами поцелуев утренней росы, а на лбу проступала испарина. Вода в стакане на прикроватном столике каждый раз бурлила, закипая, а перстни на пальцах Кьярваля, что матово сияют в приглушенном свечном огне, отпотевали изнутри… Это всё его безумные сны – сны о невозможно-белых руках, которых король Юга никогда не видел прежде, полуночные видения о ледяном холоде, что заставляют покрываться горячую ото сна спину гусиной кожей. Кьярваль никогда не знал Тагоэля, выучен лишь ненавидеть его – его, и все, что принадлежит ему; но есть в мыслях Кьярваля потаённые уголки, где неизвестный образ далекого заклятого врага оживает каждую ночь во снах, превращаясь в навязчивые кошмары. Обычно после них заснуть уже не получается, и потому Кьярваль встает с кровати, и, накинув расшитый золотом пурпурный халат, отправляется в очередной раз бродить по бесконечным коридорам своего замка, освещая себе путь трепещущим пламенем факела.