Он, должно быть, ожидал приема помягче. Это обычно выводит из равновесия.

– Вы уже совершали набеги на наши караваны. И считайте, вам повезло, что мы все же рискнули прийти сюда.

Судя по резкому ответу, он был почти готов к жесткому разговору.

Я приложила руку к сердцу.

– Мы ваших караванов не грабили. Это были разбойники. Я же уважаю закон, достойный порядок и справедливость и поэтому не желаю мириться с ценами, которые заламывают такие, как вы. Как вы смеете обогащаться, когда честные жители Кандбаджара умирают от голода?

– Если вам не нравятся наши цены, можете покупать себе пряности, зерно и одежду у кого-то другого.

Торговцы прислали его, потому что он такой же, как Хадрит, – полон самоуверенности, во всяком случае внешне. Своей беззаботностью он должен показать мне, как они спокойны и непоколебимы.

– Сотни тысяч человек до сих пор живут в Кандбаджаре, – сказала я. – И вам выгодно продавать нам товар, а нам выгодно покупать. Все просто. Уверена, и вам, и нам будет польза от заключения более справедливого и более долговременного соглашения.

– Есть и другая простая истина – за стенами Кандбаджара людей много больше, чем внутри. Мы, абядийцы, не любим привязываться к месту. Нам нравится странствовать. И где бы мы ни были, повсюду хватает людей с щедрой душой и увесистыми кошельками с золотом и серебром – в отличие от Кандбаджара с его пустыми базарами.

Он смело шагнул ко мне, и я заметила хну в его бороде. Всего несколько пятнышек, чтобы залатать проплешины. Отец говорил, что они появляются от сильных переживаний. Возможно, сбить его с толку будет легче, чем он пытается меня убедить.

Поэтому пришлось бросать в него бомбу.

– Ты слышал о новом рыночном сборе?

Я скрестила ноги и вздернула подбородок.

– Рыночный сбор?

– Да, для восстановления Кандбаджара. И чем вы-ше ваша цена относительно той, что я считаю нормальной, тем больше вы платите – вплоть до ста процентов.

– Почему мы должны платить за восстановление Кандбаджара? Мы не разрушали его. Это сделали вы и ваше волчье отродье.

Он был так прямолинеен и непочтителен. Нужно добавлять меда в слова, когда говоришь с султаншей султанш.

– То, что сделала я, не было разрушением. Хочешь видеть настоящее разрушение? – И я сделала знак приблизиться вооруженным до зубов йотридам, стоявшим у двери.

Субай поднял руки.

– Я всего лишь переговорщик.

– Трудно быть переговорщиком без языка и ушей. Вероятно, тебе придется подыскивать другое занятие.

– Искалечить посла – тяжкий грех в нашей вере!

– Боюсь, у нас разная вера. Если только ты не называешь Хисти отцом.

Стражник-йотрид взялся за серебряную рукоять, зазвенела сталь извлекаемого из ножен клинка.

– Умоляю, султанша…

Абядиец упал на колени.

– Я хотела говорить с главным шейхом, а не с его наглым племянником. Я даже приняла бы его сына, но он прислал сына своего брата, – вероятно, хотел избавить себя от слез, если я рассержусь. Я ведь просто дикарка из Пустоши и склонна к жестокости.

Субай приник лбом к полу, словно я была его новой богиней.

– Простите меня. Я совсем не хотел вас расстроить или оскорбить.

Он дрожал как ребенок. Прекрасно.

Я встала, спустилась с помоста и окинула взглядом его трясущуюся фигуру. Йотрид стоял прямо за ним, с клинком наготове и ухмылкой на лице.

– Наступает новолуние, а за ним начинается Праздник соколов, – произнесла я. – Не хотелось бы огорчать твою семью в такие благословенные дни. – Опираясь на посох, я склонилась над ним и добавила на ухо: – Вам известно, что вы пользуетесь нашим бедственным положением. Вы пошли по кривой дороге. Тех, кто отклоняется от подлинной веры и правильного пути, ждут ужасные последствия. И мой долг – вам эти последствия предоставить.