Кот снова промолчал. Его шейные позвонки хрустнули, голова неспешно описала дугу – кот озирался. Не мешая ему осваиваться на новом месте, я прошел на кухню, где взял два блюдца – в одно налил молока, на другое положил кусок стейка из семги, оставшегося с ужина. Оба блюдца поставил на пол возле холодильника. Не стоит быть навязчивым, если кот голоден, он сам найдет еду по запаху.

Когда я вернулся в прихожую, кота в ней не было. Обойдя квартиру, я нашел своего гостя в спальной. Он лежал на моей кровати, подмяв под себя обе подушки. Гостеприимство гостеприимством, но во всем должна быть мера – я переложил кота в ноги, он не возражал. Я стоял и смотрел на мертвое животное, лежащее на постели, и пытался сообразить, чем бы занять остаток вечера, но ничего толкового так и не придумал. Поэтому прошелся по всем комнатам, погасив свет и раскрыв форточки для притока свежего воздуха, после чего лег спать, постаравшись при этом не побеспокоить кота.

Утром, открыв глаза, я не увидел у себя в ногах кота и подумал, не приснился ли он мне. Но вскоре кот обнаружился на кухне. Распластавшись на полу, он макал вывернутую челюсть в блюдце с молоком – язык иссох, и лакать, как полагается, ему не удавалось. Видя, что коту неудобно, я аккуратно взял его на руки, перевернул так, чтобы рот оказался сверху, и залил внутрь немного молока. В горле кота заклокотало и забулькало, молоко пузырилось, но постепенно уходило внутрь тела. Я отщипнул от рыбного стейка несколько мраморно-розовых волокон, вложил их в рот кота и залил молоком. На этом сеанс кормления закончился – кот зашевелил лапами, словно пытаясь меня оцарапать, и я счел это за требование опустить гостя обратно на пол.

Вечером, когда кот снова приполз на кухню, я еще раз напоил его молоком и накормил остатками рыбы. После ужина я поинтересовался, не пора ли коту возвращаться туда, откуда он пришел, но тот лишь молча отправился в спальню и устроился на кровати. В этот раз в ногах. Судя по всему, кот собирался никуда уходить не. Что ж, значит, завтра надо будет сходить в зоомагазин, приобрести миску, лоток и кошачий корм.

Примерно через месяц нашей совместной жизни я заметил, что с котом произошли значительные перемены. В его глазницах появились глаза – мутные, белесые, сочащиеся гноем. Язык больше не походил на засохшую пиявку, обрел прежнюю форму и сменил бурый цвет на серый. Челюсть немного выровнялась, да и само тело кота перестало казаться сплющенным. Теперь он мог самостоятельно есть и пить из миски, а при движениях его позвонки и кости скрипели и скрежетали гораздо тише. Изменения коснулись и характера кота – прогнать его с подушки стало гораздо труднее. Хоть такая наглость меня и раздражала, я не мог не радоваться тому, что самочувствие животного улучшилось и не без моего участия.

Еще через пару недель кот стал почти как новенький. Его глаза перестали гноиться, за мутными бельмами стали проглядывать очертания зрачков. Язык и нос порозовели, а сам кот обрел способность издавать мявканье различных тонов. Телу вернулась гибкость и упругость, а лапы и хвост заработали так, словно переломов никогда не было. Вместе с этим кот стал совершенно неуправляемым. У него выработалась вредная привычка царапать обои, метить все подряд и среди ночи скакать по мне, шкафам и шторам. Я пытался урезонить кота, говорил с ним спокойно, уверенно и аргументировано, но результатов не добился. И все равно я оставался горд тем, что моя забота сотворила с ним такие чудеса.

Вчера ко мне в гости ни с того ни с сего зашла Таня. Мы с ней не виделись несколько лет – сейчас мне не вспомнить ни из-за чего мы разошлись, ни того, что когда-то заставляло нас быть вместе. Едва пройдя в квартиру, Таня увидела кота, вышедшего посмотреть, кого к нам принесло. Таня тут же бросилась гладить кота и всячески с ним сюсюкаться (за пару дней до этого его зрение окончательно восстановилось, шерсть распушилась, а сердце снова стало биться, гоняя по телу горячую кровь). То ли от того, что дьявол так и не появился, да и других новостей не было, то ли из желания похвастаться, я рассказал Тане историю появления у меня этого кота. Рассказал во всех подробностях, в каком он жутком состоянии был, как мне пришлось за ним ухаживать, и как в результате он ожил. Таня слушала меня, не перебивая, во время рассказа ее лицо странно менялось – губы сжались в тонкую нить, скулы заострились, глаза округлились, а брови приняли скорбное положение.