Знаешь ты, что лучше выражаюсь в прозе -

И надёжней, и прочнее мысли нить.

Но коль принято – стихами:

В виде розе дани…

То, изволь! Уж не знаю, как удастся форму заменить.

Не сосчитать стихов и до меня… и Данте, и Гомер…

Не выдержу, наверное, классиков соседства.

Но надо написать. Иезуиты, например,

Рекли, что «цель оправдывает средства».

Не понятно то, чего не знаешь…

Исключенье может быть такой колосс.

Потому хотел (да и хочу!) узнать тебя я

До завитков (пусть и искусственных) волос.

Не сделать этого за вечер – яркий самый.

Почему – быть может хочешь ты спросить -

Любознательность к тебе – не для другой из многих?

Не отвечу. Пусть то в прозе или песне буду возносить.

Проще было бы, наверное, дружить с тобой.

Вспомнить можно «Витю», «Галю» или «Раю»,

Но не сделал этого, во-первых, потому,

Что сам себя как следует не знаю.

А себя-то, ясно. лучше знать.

К месту потому с собой эксперименты.

А иначе в дружбе с девушкой любой

Обеспечены и ссор, и недоверия плебейские моменты.

Вопрос: не могу навязчивость терпеть,

Даже думать: «я навязчив» было бы ужасно.

Кстати, повода для «розовых» надежд

Не давала ты. Не знаю: лучше это или напрасно?

И хотя бы заподозрю я, в конце концов,

Что вниманием моим ты можешь тяготиться

(Как в романе: «Поклянёмся памятью отцов!»),

Позабочусь – дабы «скверне» не пришлось свершиться.

Необходимости познанья Риты отпадут

(Для созвучия: «начнутся муки ада…»).

Искупленье, я уверен, скоро мне дадут.

Не уверен только: будешь сожалеть иль рада?

Любезно было бы на Риты выгоднейшем месте

(На протяжении веков считалось – легче отвечать,

Чем спрашивать) хотя бы в форме мести,

В таком же свете свои мысли рассказать.

Финал. Мне рифмы завершить «творенье» не дают.

Избави бог! Чтоб постороннему хоть толику узнать!

Французы говорят: «Нас близкие обычно предают».

И не грешно за разглашенье тайны наказать.

2.

«На фронтах личного усовершенствования».

Без особого напряжения уже освоены принципы: «ничему не удивляться» ибо «пути господни неисповедимы» и «познай самого себя» (в основном). Главное: я убедился, что «ядро» во мне вполне приемлемо для окружающих, независимо – «враг мой» это или «брат мой». Так что, дело – за мелочами, вернее – за деталями. Совсем недавно я обнаружил, что во мне выработалась страсть к порядку и последовательности, систематичности и чистоте (иногда – это даже слишком, до педантизма: так например, в ящике тумбочки до того привык видеть всё параллельным и перпендикулярным друг другу, что кто, паче чаяния, вторгается без моего ведения туда. становится мне известно по одному только внешнему виду расположения предметов). Интересно будет вспомнить план верхнего ящика тумбочки Саши в комнате № 6 общежития на Октябрьской, 65 (далее следуют рисунки «предметов» и их названия). После того, как Лев из-за болезни отдал мне свои гантели (по 2 кг.), моя утренняя гимнастика преобразовалась в гимнастику с гантелями, что, разумеется, интенсифицировало физическую нагрузку. После зарядки – с начала марта обливаюсь холодной водой из-под кранов в туалете и обтираюсь мохнатым полотенцем. Идиллия провинциального «физиомана»! Но, во всяком случае, это лучше, чем ничего. И значительно больше внимания уделяется теперь культуре в поведении, быту usw. это радует меня, как ощущение потребности работы и движения для мышц тела. Меня бы только больше устроила несколько иная одежда на Саше, но отсутствие оной не особо меня огорчает потому как: «построим дом из качества, а покрасить можно позже – он от этого хуже не станет».

3.

Наши «личные дела». Как я уже говорил в предыдущих томах моей летописи, окружающая меня дамская половина ещё не имела чести слишком сильно захватить моё воображение. Иногда эта деталь меня интересует. Всё же – 22 года, и ни разу(!) не полюбить девушку – даже пусть «первой», «неудачной» или любой другой любовью. Да, это мне неведомо. Хотя уже есть довольно серьёзные основания считать, что чувство, именуемое любовью, существует. Сомневаться, казалось бы, в прописной истине? Но уже очень скоро в своей небольшой жизни я решил верить только В.И.Ленину или самой жизни. Первому – потому, что к этому человеку неприменимо понятие «ложь», и это русский создатель и открыватель законов общественного развития, философии. Второй – потому, что сама собой являет истину и в общественных законах, и в отношениях, и в индивидуальностях. Пока я ограничиваюсь рядом (Фурье) знакомых дев. Одних из них я иногда целую, других – только намереваюсь, через определённый срок (это немного: 6-7). Интересно, наверное, и то, почему мне кажется невозможным большее.