Итак, мама приехала в голодную Москву с грудным недоношенным ребенком, которого пора уже было прикармливать манной кашей… но крупы этой было невозможно достать – разруха! И тогда она пошла к своей старшей сводной сестре Наташе (от первого брака ее матери Прасковьи Григорьевны с Семеном Свешниковым).

Наташа была очень хозяйственная. Мама попросила у нее хоть немного манной крупы, чтобы прикармливать недоношенную девочку, еще очень слабую.

Наташа ей ответила:

– Ну, что ты, Зина, откуда у меня крупа?

А когда Наташа вышла из комнаты, мама приподняла подзор (нижнее кружевное покрывало на кровати) и увидела множество стеклянных банок с крупой, в том числе и манной. Мама промолчала, но с тех пор с Наташей почти никогда не общалась.

Через некоторое время, после прослушивания в Сталинграде кратких курсов по обмену опытом «двадцатипятитысячников[12]», отец получил направление сначала (май – ноябрь 1931) на должность замдиректора маслозавода в селе Воробьевка, а позже – в ноябре 1931-го – на должность временно исполняющего должность директора в разваливающийся совхоз «Степной» Воронежской области, в село Левая Россошь (под городом Бобровом). Отец должен был ехать туда немедленно, потому что совхоз этот уже почти развалился. Это было назначение, которое едва его не погубило.

Фрида, ангел-хранитель нашей семьи, расстаралась и совершила по тем временам невозможное – достала маме, Леночке и себе билеты в спальном вагоне. Но, увы… уже в пути выяснилось, что вагон не отапливался. А был ноябрь 1931 года, холодно.

Отец встретил их на станции Тыловая. Обещанная телега из совхоза так и не прибыла. Тогда он устроил маму и Леночку в каком-то местном сарае, чтоб ветер их не продул, а сам побежал искать телегу, нашел, усадил их и привез в совхоз. Ехать было тяжко, ноги пришлось поджимать под себя, так как грязь стояла даже выше колес. Да и сами колеса еле передвигались, полностью погруженные в эту грязь.

А совхоз был уже в агонии: в это разрушенное хозяйство, чтобы поднимать его, отца прислали весной. Но к тому времени корма для скота уже давно закончились: то ли их не запасли, то ли их разворовали селяне для своих домашних животных, то ли просто сгноили. Правда, можно было издалека возить что-то похожее на сено, но все равно это была одна гниль. Гнилое сено из чужих районов привозили сюда на своих почти безжизненных, истощенных лошадях, через непролазную грязь. Скот, который отобрали у кулаков, поставили теперь во дворы к бедным, и надо было следить за состоянием этого скота, да еще и проверять, чтобы кормили как надо, не утаивали корм для своей личной скотины или на продажу. Задача была не из легких, чтобы не сказать – невыполнимой. Эта невыполнимость и подтвердилось впоследствии, несмотря на все усилия отца.

Еще до его приезда все опасались неминуемого падежа скота. Отец постоянно верхом объезжал порученные ему деревни, дома бывал мало (он всегда был фанатично предан работе). Мама с Леночкой подолгу оставались одни. Время было голодное, и, соответственно, отец получал полуголодный паек. Мама была занята налаживанием быта, здоровьем своего слабого ребенка и не очень хорошо понимала, куда она приехала.

Поэтому с ней и произошли два таких вот «педагогических» случая, которые помогли ей понять и сложившуюся обстановку, и психологию отца.

Однажды мама встретила женщину, которая несла сумку-авоську. В авоське были кулечки с крупой. Мама спросила: «Откуда?» Та ответила: «Специальный паек для ответственных работников».