Её взгляд упал на линолеум, который покрывали следы от её ботинок. Эмма только тогда осознала, что сидела полностью одетая всё это время, и неестественно быстро вскочила на ноги. Нельзя было показываться перед мужем в таком виде: врать она не умела, а посвящать его в безумные подробности уходящего дня в её планы не входило. Эмма отчётливо помнила, как Том воспринял появление кота.
Выйдя из кухни и даже не посмотрев в зеркало, Эмма в два прыжка оказалась у обувного шкафа и стянула первый ботинок, из которого с тихим шелестом выпорхнул листок бумаги, про который она к тому моменту успела напрочь забыть. На поверхность океана из тайн всплыла ещё одна.
Эмма подняла изрядно помятый кусок бумаги с пола, посмотрела на него пару секунд, а потом, вместо того чтобы развернуть его и разгадать хотя бы одну тайну, ещё больше его смяла. Ей вдруг вспомнились последние слова соседки. «Сделай это на кухне». А что, если Ребекка, чёрт бы её побрал, имела в виду именно это? Её нездоровый интерес к жизни Эммы делал такое объяснение как минимум логичным. С другой стороны, всё это могло оказаться лишь глупой шуткой. Хотя за Эммой ещё не явились наблюдатели и никто в автобусе не смотрел на неё косо… Голова заболела ещё сильнее.
Она стояла в одном ботинке со скомканным листком в руках, когда её озарило: на кухне не было окон. Может, Ребекка была не такой безумной, как могло показаться на первый взгляд. На кухне не было окон…
Внезапно раздался скрежет поворачиваемого в замочной скважине ключа, и Эмма чуть не выронила листок из рук, успев спрятать его под одежду в самый последний момент. Снять жёлтую униформу ей так и не удалось.
Войдя в дом с привычной улыбкой на лице, Том первым делом обнял жену. От него воняло потом и искусственной кожей, бумага больно впивалась ей в кожу, но Эмма выдержала это испытание. Когда Том, наконец, отпустил её, она улыбнулась как можно естественней и сказала:
– Ужин остывает, пойдём.
Том, не отличавшийся особой проницательностью, ничего подозрительного в её поведении не заметил. Не изменяя привычкам, он скинул куртку прямо на пол и пошёл прямиком в ванную. Когда за дверью зашумела вода, Эмма выдохнула с облегчением: пронесло. Она повесила куртку мужа в гардероб и только после этого догадалась снять второй ботинок. Её мало волновало, как глупо она выглядела всё это время.
За ужином супруги, по традиции, рассказывали друг другу о событиях прошедшего рабочего дня. Эмма говорила обо всём подряд: о погоде, об автобусе, об обеденном супе – но только не о Ребекке. Её имя Эмма даже не упомянула: этот разговор она решила отложить на неопределённый срок.
Из-за головной боли Эмма едва притронулась к макаронам с беконом: большая часть её порции перешла Тому, который воспринял это как должное. Хроническое отсутствие аппетита у жены его почему-то не волновало.
Про кота горе-хозяйка вспомнила только после того, как загрузила посудомоечную машину: весь вечер зверь прятался от неё под кроватью, но, получив долгожданную рыбную консерву, мгновенно забыл все старые обиды. Да и долго обижаться в его положении было невыгодно.
Как только Том закрыл за собой дверь в ванную, Эмма на цыпочках прокралась в спальню, как будто собиралась что-то украсть у самой себя, и спрятала загадочный листок, занимавший все её мысли, между страниц книги: её пугало и притягивало то, что ожидало её на обратной стороне, но с этим она решила не спешить. Этот день был и без того переполнен впечатлениями.
Книгу, в которой по воле судьбы оказался листок, Эмма нашла полгода назад во время одной из зачисток. Она решила, что это был фантастический роман: там постоянно говорилось о правах человека – и взахлёб читала его каждое воскресенье, а Том не осилил даже первую главу: слишком уж далёкими от реальности были описанные там события.